Рейтинг публикаций
Лучшие комментарии дня
Календарь новостей
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Лучшие комментарии недели
Лучшие комментарии месяца
Обсуждаемое за неделю
Обсуждаемое за месяц
Последние публикации
Сам уже в окопе, старый ...

Спикера Курултая Башкирии возмутило отсутствие очередей из желающих пойти на ...
  29.03.2023   22864    3123

Зря карлик ползал на ...

Главные заявления Владимира Путина и Си Цзиньпина по итогам переговоров в ...
  21.03.2023   27045    73

Военный преступник. ...

Международный уголовный суд (МУС), расположенный в Гааге, выдал ордер на арест ...
  17.03.2023   40276    69

Молодежь в гробу видала ...

Глава ВЦИОМ пожаловался, что новое поколение российской молодёжи ставит личное ...
  16.03.2023   40673    32

Пыня пошутил над холопами ...

Путин призвал судей защищать права и свободы россиян. Путин назвал эффективную ...
  14.02.2023   23540    273

Борьба дерьма с мочой ...

Сообщают о неком циркулярном письме министерства обороны, которое предложило ...
  12.02.2023   41199    22

Ублюдочный путинизм в ...

Министерство юстиции России включило в реестр иностранных агентов певицу ...
  11.02.2023   20031    33

Фильм о преступлениях ...

В декабре 2003 года в Башкирии совпали выборы в Госдуму и выборы президента ...
  15.01.2023   35278    252

Утилизация холопов, ...

Путин назвал положительной динамику военной спецоперации на Украине. Президент ...
  15.01.2023   32557    8

Подох этот, подохнет и ...

Сегодня, 11 января, так и не дожив до суда, скончался Муртаза Рахимов. Ему было ...
  12.01.2023   43592    80

Читаемое за месяц
Архив публикаций
Март 2023 (4)
Февраль 2023 (3)
Январь 2023 (5)
Декабрь 2022 (4)
Ноябрь 2022 (3)
Октябрь 2022 (1)

Аскар Алиевич Шейх-Али

  • Опубликовано: Ирек | 02.11.2015
    Раздел: История | Просмотры: 42279 | Комментарии: 105
0



Один старожил этого сайта, и, причём уже давний, и к тому же эксперт сайта, некий Юнг, который еще вроде и Юрий Николаевич озвучил следующие слова: Зуля! А как ты относишься к клавиатуре на башязыке? Я не очень понял, что хотел сказать сей гигант здешней мысли, но мне вспомнился один очерк.

Аскар Алиевич Шейх-Али


Еще знаменитый философ Сенека, размышляя о судьбах человечества, заметил, что есть люди, которые умирают при жизни, а есть и те, кто живет и после смерти. Полагаю, что эта мысль вполне применима и к герою этого очерка, хотя наше поколение практически ничего не знает о нем. Время и обстоятельства немало потрудились над тем, чтобы Аскар Шейх-Али был забыт. Когда я спросил одного своего приятеля-историка, что ему говорит это имя, он в ответ, не задумываясь, спросил: это не тот ли Шейх-Али, который помогал Ивану Грозному брать Казань и уничтожать татар и их культуру?

Полагаю, что читатель, узнав о жизни Аскара Шейх-Али, станет несколько иначе относиться к этой фамилии, рождающей по сходству звучания вполне определенные ассоциации. К тому же он не имеет к своему далекому полутезке из XVI века никакого отношения. Полагаю, что в его биографии отразились многие характерные черты драматического пути нашей интеллигенции, так много сделавшей для подрыва устоев самодержавия и получившей взамен тоталитарное общество, жертвой которого стали многие ее представители. Но это вопрос исторический, и не одно поколение будет еще спорить о правомерности крутого поворота судеб России и ее народов, начавшегося со столь многообещавшей демократической весны 1917 года.

Мы же расскажем о судьбе человека, в которой отразились все причудливые изгибы судьбы поколения, вступившего в XX век полным надежд на лучшее будущее.

Своим рождением он был связан с той частью интеллигенции мусульманских регионов европейской части России, которая в XIX веке становилась заметной частью российского общества, не порывая с обычаями и традициями своих народов. В отличие от того слоя национальной элиты, которая в предшествующие века полностью растворилась в российском дворянстве и потеряла всякие связи со своими этносами. Слоя, о происхождении которого напоминали только фамилии.

Отец—Али Шейх-Али, кумык, один из тех молодых дагестанцев, который после завершения кавказской войны вместе с сыновьями имама Шамиля был взят в Петербург. Там он получил блестящее военное образование. Его служба проходила в казачьих войсках. Будучи командующим 6-м полком оренбургских казаков, он принимал активное участие в русско-турецкой войне 1877 года и за отличие при штурме крепости Эрзерум и в боях под Карсом именными указами Александра II был награжден тремя орденами. В последние годы после выхода в отставку в чине генерал-майора жил в Петербурге. Мать — Гульсум, урожденная Тевкелева,— из родовитой татарской семьи — была внучкой владетеля Букеевской орды Джангир-хана. В кругу родственников были известные татарские и башкирские семьи Алкиных, Еникеевых, Ахмеровых, Терегуловых.

Хотя отец мечтал видеть Аскара военным, тот выбрал столичный университет. Отец был утешен тем, что по его стопам пошел старший — Джангир, ставший блестящим кавалергардом. Рано проснувшиеся в Аскаре задатки исследователя, стремившегося во всем докопаться до сути и содержания, будь то игрушки в детстве или приборы и машины — в более зрелом возрасте, во многом предопределили его дальнейший путь, возможно, и спасли, причем неоднократно, ему жизнь в сложных перипетиях революции, гражданской войны и пребывания на одном из «островов» архипелага ГУЛАГ. Эта горькая чаша его тоже не миновала. Но об этом позже.

Уже в гимназии Аскар увлекся точными науками, отдавая особое предпочтение физике и химии... А вот гуманитарные науки недооценивал, что начало сказываться на оценках. А с ними в гимназии было весьма строго. Пришлось наверстывать упущенное с репетитором. Й тут ему повезло—студент Николай Оттокар был человеком энциклопедических знаний в области живописи, литературы, истории. Впоследствии, став видным искусствоведом, профессором, с начала 20-х годов преподавал в одном из итальянских университетов. И хотя увлечением Аскара стали физика и ее техническое применение, однако умение свободно ориентироваться в гуманитарных областях и начальные, но весьма обширные познания в живописи остались на всю жизнь. Начало века было временем торжеств технического прогресса: первые самолеты бороздили небо (правда, не очень далеко отрываясь от земли), автомобили стали привычной частью городского пейзажа, на улицах и в домах зажигались электрические светильники, а телефон перестал быть чудом и становился, по крайней мере в столицах, обыденным явлением. Хотя в гимназии преподавание физики велось в основном по классическим канонам и законы ее изображались на доске — то, что немцы называли «крейде физик» — меловая физика,— бурное наступление техники пришло и в классы. Поощрялись самостоятельные опыты и даже что-то вроде технических кружков. Первый в жизни технический «триумф» Аскара состоялся именно в гимназии.

Директор гимназии, показывая гостям иллюминированный электричеством зал, явно отличавшийся от полутемных коридоров, освещенных блеклыми газовыми рожками, не забывал с гордостью произносить: сделано руками нашего воспитанника Шейх-Али, добавляя при этом, что отец — кавалерист, а сын явно будет инженером. Это звучало в то время как высшая похвала. Инженеры были редки, как правило, они становились людьми весьма состоятельными, а само это звание звучало чем-то вроде нынешнего космонавта.

Поступление в 1907 году на физико-математический факультет университета было логическим продолжением всего предшествующего... Увлечение техникой продолжалось и в студенческие годы. Аскар стал владельцем одной из массовых моделей Форда и, в отличие от многих своих состоятельных сверстников, обходившихся услугами шоферов, научился не только водить его, но и разбираться во всех механизмах и в случае необходимости даже ремонтировать машину. В самом начале первой мировой войны он, как многие студенты, был призван в армию. На краткосрочных офицерских курсах при артиллерийском училище сидел за одним столом с Феликсом Юсуповым, ставшим позднее мировой знаменитостью после участия в убийстве Распутина.

Получив офицерский чин. участвовал в боевых действиях. В гражданскую войну подпоручик-Аскар Шейх-Али был артиллеристом в составе 5-й армии Восточного фронта, а затем был переведен в артуправление главного штаба Красной Армии. Для многих представителей старой интеллигенции революционные перемены были драматичны. После окончания гражданской войны для офицеров, служивших в Красной Армии, варианты выбора жизненного пути были невелики. Оставаться в армии было сложно, ибо клеймо «царский офицер» оставалось надолго. Впрочем, были не такие уж редкие исключения, но и обратных примеров хватало. Для Аскара Алиевича Шейх-Али первые шаги после демобилизации в 1921 году сложились сравнительно благополучно. Его уникальные способности разбираться в любой технике, умение своими руками сделать самую сложную деталь, навыки слесаря, токаря, механика высочайшего класса помогли быстро найти место в жизни. Шел первый год периода НЭПа, в Москве открылись многочисленные мастерские по ремонту и реставрации техники, и умение бывшего краскома починить и наладить всю имеющуюся тогда технику — от примуса и сложнейшего замка до пишущих машинок и арифмометров, электрических двигателей и автомашин — быстро нашло свое применение.

Причем, ремонтируя сложную технику, он вносил в ее конструкцию и функциональные возможности такие изменения в лучшую сторону, что хозяева не находили слов для благодарности.

Наверное. Аскар так и остался бы в Москве, став преуспевающим и щедро оплачиваемым механиком по ремонту сложнейших приборов при Лесотехническом институте. Он получил к этому времени довольно приличное жилье. Будущее семьи — жены Гульсум (дочь известного татарского просветителя Шахбаза Ахмерова) и двух дочерей. Динары и Гульнар.— было бы обеспечено... Но судьба талантливого инженера-изобретателя сложилась иначе. Прежде чем рассказать о крутом повороте жизненного пути Аскара Шейх-Али, следует, очевидно, коротко напомнить о некоторых событиях культурной жизни страны после революции. Можно сейчас по-разному относиться к культурной политике большевиков. Это наверное, приметы времени, когда нет больше незыблемых «железобетонных» стереотипов и «единственно верных» учений. Но в пылу ниспровержения прошлого нередко утверждается взамен прежней новая неправда или правда весьма усеченная. Когда вчерашние лениноведы и лениноведки изощряются в развенчании своего кумира, а некоторые пронырливые «научные атеисты» бегут чуть ли не семьей «подряд» на пропаганду религиозных ценностей, следовало бы напомнить, что ряд принятых большевиками решений в борьбе с массовым невежеством населения был конструктивен. Да и призыв изучать не «пролетарскую» культуру, а для начала овладеть таблицей умножения и правилами правописания и соблюдать элементарные гигиенические правила — был не так уж плох. В этом ряду стоит и многогранная работа по просвещению масс в мусульманских регионах страны. Курсы и школы, съезды учителей и учащихся, журналы и газеты, доступные пониманию человека, только начинавшего писать и читать,— все это было названо «культурной революцией».

Сейчас по прошествии многих лет слово «революция» не вызывает у нас былого восторга, но ведь изменения, происходившие тогда, были огромными и затрагивали миллионы людей.

В этой связи следует, очевидно, напомнить, что проблемы печати, издания газет и журналов, внедрения родного языка в делопроизводство стали одними из самых актуальных в молодых национальных образованиях. В начале 20-х в большинстве тюркских республик были приняты различные законодательные и административные акты по расширению сферы функционирования родного языка. В первую очередь, в области судопроизводства, ведения документации общественных и государственных органов, школы и иных учебных заведений. Почти все тюркские народы СССР в тот период пользовались арабской графикой. Однако на «политическом горизонте» уже виднелись контуры будущего тотального перевода письменности на латынь.

А требования ревнителей введения «яналифа» как революции на Востоке становились все более агрессивными. Хотя в начале 20-х многим еще казалось, что арабский алфавит при некотором реформировании отдельных архаичных правил может обслужить и культурную революцию. В этом направлении работали Г. Шараф, Н. Хакимов, Г. Алцаров, известный специалист по шрифтам Г. Идрисов. Сторонником модернизации арабского алфавита в татарском варианте был и крупнейший общественный деятель и писатель Г. Ибрагимов, Одним из «камней преткновения» на пути широкого применения арабской графики в делопроизводстве было отсутствие пишущих машинок. Причем ряд специалистов полагал, что в силу различных сложностей начертания знаков и их многовариантности создание такой машинки невозможно в принципе. Не было аналогов и в мировой практике. О том, какое значение придавалось созданию подобной машинки, можно судить по тому, что в 1923 году о попытке решить эту проблему с помощью придания механизмам обратного хода и унификации всех знаков Г. Ибрагимов докладывал на заседании Секретариата ЦК РКП(б) в присутствии Сталина. Однако эти попытки оказались неудачными, и арабские знаки, упрощенные до неузнаваемости, в машинописном варианте почти не читались.

Такая вот ситуация сложилась в то время на одном из самых важных участков «культурного фронта». Тогда и состоялась «историческая встреча», как принято говорить о значительных событиях, Аскара Шейх-Али с неразрешимой проблемой—как «втиснуть» арабскую графику с ее переменными конфигурациями знаков в кинематику существующего механизма. Состоялась она весьма обыденно — один из знакомых казанцев показал Аскару Алиевичу отпечатанную в ходе предыдущих попыток покорить «упрямый» механизм официальную бумагу. Оба они долго пытались разобрать напечатанное, но понятным оказалось не более 30—40 процентов текста. Собеседник, сокрушенно покачав головой, порвал в сердцах напечатанное, сказав, что лучше напишет это отношение в наркомат от руки.

Проблема даже для Шейх-Али с его обостренным пониманием «души» любого механизма, умением найти нестандартное решение для выхода из конструкторского тупика оказалась сверхсложной. В упрощенном и доступном для неискушенного в технике читателя изложении скажем, что если в обычной машинке с латинскими или русскими буквами степень передвижения каретки одинакова для всех знаков, то для арабской графики необходимы минимум четыре варианта такого передвижения в самых различных сочетаниях. В своих воспоминаниях, написанных на склоне лет, Аскар Алиевич подробно проанализировал процесс решения этой сложнейшей задачи. Вначале опыты велись на устаревших моделях серии «Континенталь», а затем на самых современных для того времени знаменитых «Ундервудах». Техническая задача была решена Аскаром Али-евичем Шейх-Али блестяще. Текст, напечатанный на опытном экземпляре «Ундервуда», эксперты принимали за рукописный, настолько четко воспроизводились конфигурации букв безо всяких искажений. О значении и техническом уровне решенной задачи говорит и то, что изобретение было признано выдающимся и Комитетом по делам изобретений при ВСНХ. «Механизм передвижения каретки пишущей машинки на различную величину, соответствующую печатаемой букве»,—так сухо, но технически безукоризненно была сформулирована суть открытия. Были выданы два патента с регистрацией не только у нас, но и за рубежом.

Известие о том. что Шейх-Али создал реальную машинку для татарского письма, было встречено в Казани как сенсация, и автора стали настоятельно приглашать переехать на постоянную работу, обещая создать все условия и дать соответствующую плату. Как вспоминал сам Шейх-Али. принимать решение было нелегко. Пришлось бы оставить хорошую жилплощадь в Москве, налаженный быт, привычную клиентуру, высоко ценившую золотые руки инженера. Были и другие лестные предложения. Однако такие понятия, как стремление помочь своему народу, чувство долга перед его культурой и ее будущим, не были в то время пустым звуком. Для этого поколения интеллигенции слова «долг» и «честь» во многом определяли стандарты поведения...

Не знаю, жалел ли впоследствии Аскар Алиевич о сделанном шаге... и сделал ли бы он его, знай о многом из того, что предстояло пережить в недалеком будущем? Как бы то ни было — переезд состоялся.

Первые шаги по налаживанию производства пишущих машинок для татарской письменности.— таково было их официальное назначение.— оказались успешными. Мастерская по их производству была создана при высшем органе республики — ТАТЦИКе. Помещение было выделено в центре города — на улице Чернышевского (ныне ул. Ленина). Уникальное оборудование для прецизионных механических работ, в частности, фрезерный станок «Браун», измерительный и режущий инструмент были предусмотрительно приобретены Шейх-Али еще в Москве через свои связи с предприятиями и мастерскими.

Не ошибся он и в подборе людей: и М. Николаев, пришедший из университета первым, и Г. Елизаров. И. Лисенков. Святоносов. Щеглов и Тихонов, составившие первое ядро коллектива, оказались не только первоклассными мастерами своего дела, но и ищущими изобретателями, внесшими немало нового в процесс производства. Особенно ценными были предложения Г. Елизарова. Но душой всего этого грандиозного дела, генератором идей и человеком, умевшим не только читать чертежи, но и воплощать их в металл, был. конечно, сам А. А. Шейх-Али. Весьма печально, что в силу целого ряда причин, в том числе и политических, впоследствии имя его подверглось забвению, или в лучшем случае упоминалось вскользь. А ведь он должен по праву стоять в ряду самых талантливых представителей инженерной мысли татарского народа. Как и в любом новом деле, тем более задевающем корпоративные интересы монополистов отрасли, были и серьезные препоны. Так. например. с упорством, достойным лучшего применения, чиновники ряда управлений в Москве пытались помешать созданию новых машинок, так как такое производство, правда, с русским шрифтом, было запланировано в Лигове под Ленинградом. Еще не выпустив ни одной машинки, оно уже имело в штате около 200 конструкторов и инженеров... Мешали по невежеству или из чиновничьих амбиций и собственные бюрократы в Казани. Но идея была настолько наглядной, а результаты так ощутимы, что ведущие политические лидеры республики, и. в первую очередь, Председатель СНК X. Габидуллин. реально поддержали усилия энтузиастов. Начиная с 1925 года производство машинок на основе арабской графики постоянно росло.

После удовлетворения первых заказов из районов Татарии мастерская приступила к выпуску машинок, учитывающих особенности шрифтов в других регионах СССР. В частности, заявки поступили из Средней Азии, Северного Кавказа. Лестными были заявки на казанские машинки из Китая, Афганистана и Ирана. В 1928 году по решению татарского правительства были закуплены 40 машинок «Ундервуд» для переделки на татарский шрифт и одновременно был налажен их выпуск целиком из деталей, сделанных в Казани. Это было огромным достижением. Впервые весьма сложный механизм был полностью изготовлен в Татарии. Это уменьшало и валютную зависимость предприятия от зарубежных образцов. В портфеле «заказов» предприятий были предложения, исходившие от самых солидных фирм Индии, Геджаса (Саудовская Аравия), ряда территорий Северной Африки, Ливана, отовсюду, где применялась арабская графика. Это было уже международное признание, которым в то время весьма редко баловали предприятия СССР. Не сырье, не полуфабрикаты, которые были привычным предметом экспорта, а точный прецизионный механизм представлял одну из республик страны, строящей социализм. Сейчас нас в Татарстане не удивишь спросом на машины, приборы и аппараты, произведенные в республике... Но для 1927 года это было уникальное явление. Автор не занимался специальным исследованием этого вопроса, но есть все основания предполагать, что первым созданным в Казани точным механизмом, конкурентоспособным за рубежом, стала пишущая машинка, созданная Аскаром Шейх-Али. Тем временем в стране назревали события, которые вскоре круто изменили судьбу Шейх-Али, впрочем, как и судьбу миллионов людей. В 1927 году в недрах правящих кругов, очевидно, происходят судьбоносные процессы, приведшие к изменению привычных методов политической борьбы, когда даже самая жесткая критика инакомыслящих в высших эшелонах партии не приводила к их полному политическому уничтожению. Сталин и его единомышленники, кто по убеждениям, а кто и под прямой угрозой имевшегося у вождя компромата подвергают разгрому так называемую «левую оппозицию» и Троцкого.

Впервые в послереволюционной истории партии из нее были исключены члены ЦК и даже Политбюро. Вскоре эта судьба постигнет и причисленных к «правым» Бухарина, Рыкова и Томского. А пока они на XV съезде партии громят своих «левых оппонентов», а Сталин, обращаясь к Зиновьеву и Каменеву, заявляет, что те хотят крови Бухарина, но партия не даст на растерзание своего любимца...

Это обострение внутрипартийной борьбы, ставшее как бы «прологом» 1937 года, затронуло и национальные проблемы, привело к еще большим ограничениям прав республик, особенно «автономных», считавшихся как бы «второсортными». Одной из самых «горячих точек» национальной политики стали достигшие своего пика дискуссии о судьбе арабской графики в языках народов мусульманских регионов. Мы уже говорили о начале этих споров.

Однако до 1927 года и ЦК ВКП(б), и местные партийные комитеты в целом довольно спокойно относились к судьбе «яналифа», т. е. переводу этих языков на латинскую графику. И хотя I тюркологический съезд в Баку, прошедший весной 1926 года, в своем решении одобрил меры по постепенному переводу на «яналиф», однако никаких особо жестких рекомендаций не дал. Больше того, очевидно, часть республик в этот период и не ставила перед собой задачу форсировать этот процесс. Глава татарской делегации на съезде Г. Ибрагимов, например, получил даже секретную инструкцию своего обкома, обязывающую не брать на себя никаких обязательств о переходе республики на «яналиф». Однако вскоре ситуация круто изменилась. И уже в феврале-марте 1927 года принимается ряд решений на самом высоком уровне, в которых «яналиф» объявляется «одним из главных направлений развития культуры народов», а арабская графика — «реакционной помехой на пути к социализму». В документах подчеркивалось, что старый алфавит способствует консервации религиозных настроений у населения. Возможно, в этом и была главная причина гонений на «арабизм». Татарский обком ВКП(б) в своих решениях отметил, что внедрение «яналифа» —долг коммунистов, а противодействие ему — антипартийный поступок. Нет надобности объяснять, что это означало в условиях тоталитарного государства, где исключение из партии делало человека изгоем и фактически становилось запретом на профессию, связанную с интеллектуальной деятельностью. Человек, исключенный из партии, оказывался на самом дне общества, отношение к нему было худшим, чем к беспартийному. Отсюда и тот «энтузиазм», с которым начали ратовать за «яналиф» его недавние противники. И в это время в Татарии появляется уникальный документ, аналогов которому не было больше нигде. На имя Сталина, инструктора ЦК Пшеничникова (курировавшего республику) и III пленума Татарского обкома поступило письмо, явно выходящее за рамки утверждавшейся парадно-одобрительной формы общения людей со своим руководством. Его подписали 82 человека. Среди них были педагоги, писатели, ученые, врачи, агрономы, художники, инженеры, студенты — цвет татарской интеллигенции. Все они были беспартийными. Автор уже публиковал текст этого письма и рассказал о ряде обстоятельств, ему предшествовавших1. Напомню только, что авторы письма, не возражая против введения «яналифа», высказывали сомнения в необходимости «ударных темпов» ликвидации арабской графики, полагая, что это приведет к отрыву татарского народа от своей древней культуры. Нам неизвестно, читал ли Сталин это письмо. Реакция Татарского обкома была скорой и суровой. Решение Пленума гласило: «...факт подачи подобного заявления является показателем роста активности буржуазно-националистических элементов, направляемой против ВКП (разрядка моя — Б. С). Поручить бюро ОК сделать соответствующие выводы из факта подачи этого заявления и провести необходимые общественно-организационные и разъяснительные мероприятия». Очевидно, негласные указания обкома о необходимости усилить «внимание» к авторам письма получил и местный отдел ОГПУ. Впрочем, напоминать об этом нужды не было — татарская интеллигенция давно уже служила объектом повышенного внимания... Среди подписавших заявление под номером 78 значилось: «Шейх-Али А.— зав. маст, по пр-ву тат. пиш. маш.».

Существуют различные версии авторства письма: подозревали Г. Ибрагимова и М. Султан-Галиева и некоторых других видных деятелей.

В последние годы его жизни мне приходилось неоднократно встречаться с Баки-ага Урманче. Наш маститый художник тоже поставил свою подпись под этим документом под номером 55 — «свободный художник Б. Урманче». Он же был, наверное, последним из подписавшихся, при жизни узнавшим о своей реабилитации, и о том, что письмо «82-х» не было направлено против ВКП, как гласила официальная справка 80-х годов. По его мнению, авторами письма были Г. Шараф и X. Исхаков, журналист, брат знаменитого писателя. После проведенных «общественно-организационных и разъяснительных мероприятий» (читатель понимает, как они велись и что грозило ослушникам) почти все «подписанты» публично, устно и письменно, раскаялись в содеянном. Но их фамилии были занесены в «долговременную память» органов, и впоследствии участие в «82-х» служило для некоторых поводом для ареста или отягчающим обстоятельством. В 1928— 29 гг. «яналиф», поддержанный центральными органами власти, победоносно шествует по тюркским республикам. Высшим его торжеством стало выездное заседание главного комитета по «яналифу» — в Казани. На него прибыл сам Агамалы-Оглы, председатель ЦИК Азербайджана и «главный латинист СССР». Он в торжественной обстановке заявил, что «Порт-Артур арабизма Казань — пала».

Бурное внедрение латинизма требовало полного переоснащения парка пишущих машинок. Под руководством А. Шейх-Али производство новых машинок «Яналиф» ставится на поток и на базе скромной мастерской создается современный завод — единственный в стране поставщик «Яналифа» для всех республик и Турции, также проведшей «латинизацию». По рекомендации центра завод получил имя Агамалы-Оглы, что и было зафиксировано в фирменной марке машинок, получавших дипломы и призы на самых авторитетных выставках множительной и вычислительной техники. Не жалели добрых слов и в адрес ее создателя А. Шейх-Али, соединившего, по выражению одного из почитателей его таланта, «ум Кулибина и руки Левши». Не будем сейчас спорить об обоснованности этих оценок, но в инженерных кругах, связанных с производством точной техники, имя А. Шейх-Али действительно пользовалось огромной популярностью. У него намечались новые и смелые идеи в этой области... Но 6 мая 1931 года он был арестован Татарским ОГПУ.

При обыске были изъяты все технические документы, проекты, чертежи... В стране проводилась очередная кампания по ликвидации потенциальных противников тоталитарного режима. В их числе были и видные представители татарской интеллигенции. После годичного пребывания в местной тюрьме Шейх-Али узнал, что решением коллегии ОГПУ он и ряд других арестованных с ним лиц, приговорены к различным срокам заключения по статье 58 — этой роковой статье, сломавшей жизнь сотням тысяч людей.

Страна изнемогала под тяжестью подневольного труда и от обилия строек, не подкрепленных ни ресурсами, ни квалифицированными кадрами. Главным средством решения кадрового вопроса стали массовые аресты. А одним из самых крупных, если не самым крупным промышленным ведомством, стало ОГПУ. Многочисленные «острова» архипелага ГУЛАГ добывали уголь и золото, валили лес на экспорт, строили предприятия. Были стройки, служившие как бы «визитной карточкой» первой пятилетки, на них обращали особое внимание, там бывали делегации, их воспевали поэты и писатели. Главной среди них стал знаменитый «Беломорканал», любимое детище шефа ОГПУ Г. Ягоды. На нем проводился и широкомасштабный эксперимент по выработке наиболее рационального сочетания «кнута и пряника», создания стимулов для повышения производительности труда заключенных через систему разных поблажек и льгот. Все это именовалось «перековкой». В это время были еще возможны такие контрасты, о которых вспоминал Аскар Шейх-Али. Эшелон с 600 заключенными из Татарии прибыл на Беломорканал после недельного изнурительного пути... Его обитателей, привыкших к окрикам и рукоприкладству конвоя (впрочем, и к самим конвоирам), поразила встреча. После сдачи конвоем заключенных новое начальство объявило, что здесь нет слова «зека», а есть «каналоармейцы». Конвоя не будет, и заключенные должны сами регулировать свой распорядок. Тюремный режим и зона за «колючкой» сохранялись только для уголовников, отказавшихся от работы. Хорошая работа будет поощряться системой зачетов с сокращением срока заключения. Еще не было тогда известно, что после окончания строительства канала и посещения его вождями во главе со Сталиным ряд «вредителей» и «контриков» станут орденоносцами, а наиболее предусмотрительные из них даже не воспользуются правом на свободу и останутся здесь в качестве вольнонаемных. Это спасет некоторым из них жизнь во время «беспредела» 1937—38 годов. Все эти «опыты» с пенитенциарной системой будут прекращены в середине 30-х годов.

Сразу же после знакомства с данными о прошлой работе А. Шейх-Али получил назначение в «столицу» ББК (Беломорско-Балтийского Канала) Медвежьегорск, где находились основные инженерные подразделения стройки. Оттуда был направлен на самый сложный 2-Водораздельный район, где преимущественно были скальные, гранитные породы. Работа велась в три смены, ночью при свете прожекторов. Важную роль в инженерном обеспечении прокладки ложа канала в гранитных породах играла Гидротехническая лаборатория, в которую и был назначен Шейх-Али. Это была типичная советская стройка с присущей ей безалаберностью и наплевательским отношением к труду и со взлетами творческой мысли и героическим преодолением созданных нами же трудностей.

Для человека творческого эта стройка была великолепным местом для инженерной работы. Десятки рационализаторских предложений.— а некоторые из них находились на уровне изобретений.— сделали казанца заметной фигурой среди инженерной гвардии канала. Прославился он и тем. что. не будучи специалистом в области электротехники, сумел разгадать таинственную историю с местной электростанцией, которая периодически снижала свою мощность почти наполовину, обрекая на простои механизмы и погружая город в полутьму. Обычно это совпадало с включением некоторых агрегатов лаборатории, хотя они по своим техническим данным не должны были забирать столь огромную мощность. Разгадка была проста: при монтаже перепутали схему включения нескольких турбин... Будь это на свободе, возникло бы громкое дело о вредительстве. Здесь же. внутри ГУЛАГа, хорошо знали причины неполадок, и виновники отделались снижением пайка за разгильдяйство, без всяких громких обвинений. Впрочем, и начальство хорошо знало первопричину многих аварий и главную из них — стремление быстрее отрапортовать о перевыполнении норм. Не случайно техническим эпиграфом «канальной технологии» служила возникшая именно здесь, в беломорских дебрях, пословица: «Без туфты и аммонала не построишь тут канала». Увы. эта технология стала спутником нашей экономики на многие годы.

Система «зачетов», да еще слава спасителя энергетики города сослужили добрую службу. Летом 1934 года А. А. Шейх-Али был освобожден досрочно.

Ему еще предстояло увидеть многое за оставшиеся 34 года жизни. Возвращение к любимой работе было запрещено. Казань вошла в «минус» (так называли списки городов с запретом на проживание в них для бывших политзаключенных), и любимое детище — завод пишущих машин, переехавший к этому времени в новое помещение, остался без своего создателя. Годы военные и предвоенные прошли в Подмосковье и Алатыре. Хотя арестов не было, но косые взгляды, как и чересчур «внимательное» отношение паспортисток и участковых, преследовали всю жизнь. Такова была реальность.

Статья 58—это на всю жизнь, даже на свободе. Ожидалось послабление после победоносного завершения войны, но попытка снова поступить хотя бы рядовым инженером на «Пишмаш» натолкнулась на запрет прописки, хотя в коллективе его помнили и, кажется, ждали. Вплоть до выхода на пенсию А. Шейх-Али работал в конструкторском бюро завода в поселке Лопатине (сейчас г. Волжск). Он освоил новую для себя область—механизацию деревообделочного производства. И здесь его изобретательский талант оставил заметный след.

В начале очерка было сказано, что есть люди, живущие и после физического ухода в небытие. Наверное, таков и герой этого очерка. Перед нами прошла жизнь одного из татарских интеллигентов с ее надеждами и разочарованиями, взлетами и падениями. Обычная жизнь многообещающего человека начала XX века, столь много сделавшего и не успевшего многое сделать. Жизнь внесла свои коррективы. Увы, грустно сознавать, что афоризм, приписываемый нашему современнику, тоже инженеру — «хотели как лучше, получилось как всегда», в более расширительном смысле—это и эпиграф к нашей жизни и жизни страны.

Был ли счастлив герой нашего очерка? Думаю, что скорее да, чем нет. Несмотря на сложнейшие испытания предопределенные временем, он оставил заметный след в культуре родного народа. Счастье его и в том, что продолжение осуществления идей в других условиях он видел в дочерях: Динаре Аскаровне — великолепном медике, ученом, в годы войны — фронтовом враче, и Гульнаре Аскаровне — инженере-химике.

И, наконец, верным спутником в течение всей его жизни была Суфия Ахмерова, дочь известного татарского просветителя. Их судьба стала общей еще в далеком 1910 году. А много ли человеку надо — яркий след в жизни, свое продолжение в детях, и добрые слова тех, кто знал, и тех, кто узнал уже после ухода в небытие. Все это было и есть у героя этого очерка.

Султанбеков Б.Ф, Малышева С.Ю. Трагические судьбы. Нучно-популярные очерки








Связанные темы и персоны