Ещё вчера вечером многие обозреватели и эксперты отметили резко ухудшившиеся результаты «партии власти», которые она показала на прошедших региональных выборах, связав их с продолжающимися экономическими трудностями, и, разумеется, с инициированной властями пенсионной «реформой».

С этим в общем и целом можно согласиться – как и с тем, что впереди российскую политическую систему ждут непростые времена, – но я хотел бы отметить ещё один, не менее интересный, тренд.

Заключается он в том, что три из четырех регионов, в которых Кремль не смог провести утверждённых и уже активно командующих (давно или недавно) «вверенными» им территориями кандидатов в губернаторы, расположены либо на Дальнем Востоке (Хабаровский и Приморский края), либо на юге Восточной Сибири (Хакасия) (в Амурской области кандидат «Единой России» победил с небольшим преимуществом). В местных парламентах «партия власти» резко сократила свое представительство, а в некоторых – утратила ещё не так давно казавшееся гарантированным большинство. На мой взгляд, все эти события (не надо к тому же забывать о победе – пока единственной в своём роде – кандидата от КПРФ С.Левченко во втором туре выборов губернатора Иркутской области в 2015 г.) являются зримым подтверждением порочности той стратегии «поворота на Восток», которая декларируется в России на протяжении последнего десятилетия.

«Подъём Дальнего Востока – это наш национальный приоритет на весь XXI век» – заявил в своё время В.Путин. И из Кремля, наверное, ситуация виделась именно так. В регионе были реализованы одни из самых крупных инвестиционных проектов последних лет – от «реновации» Владивостока к саммиту АТЭС в 2012 г. до строительства космодрома «Восточный» и пока ещё только планируемого моста на Сахалин. Было создано специальное Министерство по развитию Дальнего Востока, помпезно запущен Восточный экономический форум, регулярно посещаемый президентом, разработана программа по наделению граждан «дальневосточным гектаром», приняты нормативные акты о создании свободного порта во Владивостоке – но ничто не помогло ни остановить отток населения из региона, ни сократить разрыв с соседними Китаем и Японией, ни существенно повысить качество жизни местных жителей.

Причин, на мой взгляд, две.

С одной стороны, «поворот на Восток» был вынужденным. До сих пор я не вижу стратегии, которая бы рассматривала российский Дальний Восток как территорию, открытую к развитым странам (а ведь как раз на Канаду, США и Японию стоило бы ориентироваться, если речь идёт действительно о Востоке, а не о Юге, каковым в отношении России является Китай). В Кремле забыли, что Земля круглая (или, может быть, уверовали в обратное под влиянием попов), и попытались искать Западу альтернативу на Востоке. А так как конфликт с Западом был обусловлен политическими факторами, но и сотрудничество с Востоком оказалось предельно политизированным – и потому нерациональным. Оно свелось по сути к активизации отношений с Китаем, который уверенно навязывает России выгодные ему направления и формы сотрудничества и сосредоточилось в той же сырьевой и энергетической сферах, которые были и остаются важнейшими и в нашх отношениях с Европой. Показушные тусовки – типа той, на которую на этой неделе съезжаются «Владимир Путин и все-все-все», включая самого Ким Чен Ына – заменили реальные дела, и пока самые амбициозные проекты (от того же «Восточного» до завода «Звезда») не показывают ожидавшейся динамики. Большинство из них реализуются на территории региона, повторю ещё раз, исходя из чисто политических, а не экономических, соображений.

С другой стороны, жители региона всё отчётливее осознают, что он становится своего рода прокладкой между Россией и Китаем; начиная с 2009 г. в рамках сотрудничества с нашим «лучшим другом» было запущено множество добывающих производств, и ни одного обрабатывающего. Варварски вырубаются леса; модернизация железных дорог идёт с расчётом на увеличение экспорта угля; электроэнергия порой отпускается в КНР ниже себестоимости. Китай заинтересован в использовании России, но не в её развитии: крупнейшая индустриальная держава мира не имеет поводов содействовать созданию на своей северной границе новых индустриальных центров. В результате сегодня российский экспорт в Китай является сырьевым даже в большей мере, чем в тот же Европейский Союз. Именно этот момент, как мне кажется, всё яснее демонстрирует, что Россия не сможет в рамках избранной ею «стратегии» модернизировать этот регион за всё начавшееся столетие – и понимание такого положения дел явно играет на руку ЛДПР с её будоражищими, но голословными призывами «подняться с колен», и КПРФ, обращающейся к советскому времени, когда эта часть страны развивалась довольно высокими темпами и на основе относительно чётких программ и планов. Вряд ли, конечно, смена местных руководителей сможет что-то изменить, но причины неудач «партии власти» в регионе, который находится гораздо ближе к самому динамичному в экономическом аспекте региону мира, чем к самой передовой в «выпекании смыслов», но не производству полезных вещей, Москве выглядят достаточно понятными.

Россия не так повернула на Восток. Её рулевой руководствовался показаниями компаса, под которым лежало что-то даже более весомое, чем топор из «Пятнадцатилетнего капитана». И теперь на судне, идущем неизвестно куда, похоже, зреет матросский бунт…

Владислав Иноземцев, д.э.н, директор Центра исследований постиндустриального общества