Рейтинг публикаций
Лучшие комментарии дня
Календарь новостей
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Лучшие комментарии недели
Лучшие комментарии месяца
Обсуждаемое за неделю
Обсуждаемое за месяц
Последние публикации
Сам уже в окопе, старый ...

Спикера Курултая Башкирии возмутило отсутствие очередей из желающих пойти на ...
  29.03.2023   43586    3123

Зря карлик ползал на ...

Главные заявления Владимира Путина и Си Цзиньпина по итогам переговоров в ...
  21.03.2023   17504    73

Военный преступник. ...

Международный уголовный суд (МУС), расположенный в Гааге, выдал ордер на арест ...
  17.03.2023   19206    69

Молодежь в гробу видала ...

Глава ВЦИОМ пожаловался, что новое поколение российской молодёжи ставит личное ...
  16.03.2023   28140    32

Пыня пошутил над холопами ...

Путин призвал судей защищать права и свободы россиян. Путин назвал эффективную ...
  14.02.2023   28003    273

Борьба дерьма с мочой ...

Сообщают о неком циркулярном письме министерства обороны, которое предложило ...
  12.02.2023   21066    22

Ублюдочный путинизм в ...

Министерство юстиции России включило в реестр иностранных агентов певицу ...
  11.02.2023   33204    33

Фильм о преступлениях ...

В декабре 2003 года в Башкирии совпали выборы в Госдуму и выборы президента ...
  15.01.2023   15681    252

Утилизация холопов, ...

Путин назвал положительной динамику военной спецоперации на Украине. Президент ...
  15.01.2023   31592    8

Подох этот, подохнет и ...

Сегодня, 11 января, так и не дожив до суда, скончался Муртаза Рахимов. Ему было ...
  12.01.2023   25334    80

Читаемое за месяц
Архив публикаций
Март 2023 (4)
Февраль 2023 (3)
Январь 2023 (5)
Декабрь 2022 (4)
Ноябрь 2022 (3)
Октябрь 2022 (1)

Современное башкирское общество в условиях кризиса национальной идентичности

0



Назначение летом 2010 г. Р.З.Хамитова главой республики ознаменовалось не только началом болезненной смены властной элиты Республики Башкортостан, но и завершением процесса глубинной трансформации современного башкирского общества. По всей видимости, на наших глазах заканчивается длительный исторический цикл, который начался еще в 20-30 гг. ХХ века и закончился назначением Р.Хамитова. Основная черта этой трансформации – переход традиционного башкирского общества к обществу городской культуры. Политический процесс лишь совпал с процессом социокультурным, однако его уже не остановить.

Современное башкирское общество в условиях кризиса национальной идентичности


Приход в 1990г. во власть М.Г.Рахимова, поднявшегося на волне «народного» движения за суверенитет, лишь на время отсрочил, законсервировал многие модернизационные процессы которые в течении ХХ в. вызревали внутри башкирского общества, однако с концом жестко авторитарного режима переход, видимо, окончательно произошел. Несмотря на то, что современное башкирское общество все еще несет на себе черты аграрного общества и носители фундаменталистских ценностей активно противостоят этому процессу – история уже не на их стороне. Политическая модернизация, которую (во многом неосознанно запустил Р.Хамитов) лишь на время активизировала «башкирское национальное движение», но в действительности это иллюзия активистов 90-х годов, последние конвульсии «парада суверенитета». Время не течет вспять.

Одновременно с этим процессом активно идет не только атомизация башкирского общества, но и сильнейший кризис национальной идентичности. Поиск новых институциональных форм для нового общества. И сегодня как никогда актуальны вопросы «куда двигаться?», «кто такие башкиры?», «под какими идеями и ценностями можно собрать новую башкирскую нацию?». Поиск ответов на эти вопросы крайне сложен, поскольку требует не только отказа от многих этнических мифов и стереотипов массового сознания, но критического отношения к собственному историческому опыту. В итоге в результате начавшихся процессов должна либо возникнуть новая историческая субъектность, либо в течении XXI в. башкиры как этнос прекратят свое существование. Несмотря на конспектный характер этих социологических заметок, публикуя эту статью, я надеюсь, что поднятая проблема будет адекватно осознанна во всей ее сложности, послужит в сложном поиске выхода из создавшегося положения.


Башкирское общество в условиях интеграции в Российскую империю

Процесс интеграции кочевых народов в административную структуру Российского государства один из наиболее малоисследованных вопросов отечественной исторической науки. Проблему включение башкир в российскую империю наиболее детально исследовал историк Б.А.Азнабаев. В своей монографии «Интеграция Башкирии в административную структуру Российского государства» он пишет: «Башкиры были первыми кочевниками, включенными в состав государства в качестве особого сословия» (с.4).

Однако процесс интеграции и поиск наиболее целесообразной системы управления башкирами занял не менее двух столетий. В результате этого процесса лишь в конце 30-х начале 40-х годов 18 века были сформулированы и найдены оптимальные принципы управления Башкирией, устранявшие главные причины башкирских восстаний.

Б.Азнабаев достаточно хорошо показал, как на протяжении двух веков решался «башкирский вопрос». Не останавливаясь на этом вопросе более подробно (желающие могут прочесть книгу) укажем лишь на главные моменты.

Башкирское полукочевое общество имело иную, в отличие от других кочевых народов, систему самоорганизации. Это заключалось в том, что родоплеменная знать напрямую зависела от традиционной общины. Именно поэтому попытки царской администрации подкупить башкирскую верхушку в лице тарханов и биев не давали ощутимых результатов. Зависимая от общины знать была вынуждена защищать интересы всего рода.

Кроме того, «центральная» власть хана, возникала только в условиях войны, что не только меняло структуру общества в условиях военной мобилизации, но и позволяло встать над родоплеменными интересами. На наш взгляд, это очень важный момент, который позволяет многое понять в современном поведении элиты и широких слоев башкирского народа. Возможно, именно под влиянием данного архетипа в условиях ослабления или демонтажа патерналистской системы башкирское общество начинает раскалываться и «топить друг друга». Иными словами локальные интересы зачастую преобладают над централистскими, что преодолевается только с созданием жесткой вертикали.

Другой момент. Башкирское общество с момента интеграции в систему империи складывалось как ее подсистема, что с одной стороны поддерживалось вотчинным правом башкир на землю, с другой - особым положением народа как «военным сословием». Что с одной стороны имело свои плюсы – башкирский мир сохранил свою самобытность и замкнутость, с другой – башкиры свое статусно-ролевое положение сохраняли лишь в условиях больших империй. В отличие от «городского» татарского общества, чем статус не зависел от состояния российской государственности, ибо это «рыночный» этнос, башкиры, как народ-воин, народ-сословие могли бескризисно существовать только подсистема империи. В целом, по мнению обществоведа А.Т.Бердина, участие башкир в восстании Е.Пугачева является показателем окончательной интеграции башкирского общества в систему российского государства. Вчерашние враги – башкиры и русские вместе выступили за нового царя, осознали себя как часть единой евразийской цивилизации.

Таким образом, ответ на башкирский вопрос был найден только с установлением особого статуса народа в империи, с очень высоким уровнем автономности башкирской полукочевой общины. До начала XIX в. принадлежность к «башкирскому народу» давало вотчинные и статусные привилегии.

Возможно, именно поэтому в современном башкирском обществе сохранился архаический пережиток – делить башкир на «настоявших» и «ненастоящих», подсчитывать сколькой башкирской «крови» в том или ином человеке. В действительности это этнический стереотип, происходящий из незнания истории своего народа. Как пишет Б.Азнабаев «среди башкир была распространена экзогамия, запрещающая браки в пределах родоплеменной структуры. Иногда одно только это обстоятельство побуждало организовывать набеги на калмыков и казахов для захвата невест». Это кстати послужило и поводом для восстания 1662-1664гг. Когда изменение внешнеполитического курса царского правительства, привело отъему у башкир имущества (в том числе и людского) захваченных в ходе набега на калмыков. А это были, в том числе жены и дети, родившиеся от совместного проживания.

Другими словами башкирский народ всегда был открытой системой, которая принимала и интегрировала в себя различные субэтнические группы, была живым организмом. Как минимум с середины 17 века это был уже народ с четким национальным самосознанием, преодолевший локализм родоплеменного сознания.

Очередной глубинный виток трансформации башкирского общества пришелся на начало 19 века. В этот период башкиры сменили тип хозяйствования, и окончательно были «привязаны» к земле. Такая трансформация не могла пройти бесследно. В ходе этой болезненной мутации произошла и ломка этнического сознания. Резко возрастает роль Ислама. Старые пережитки мешают башкирскому народу войти в процесс «капиталистической» модернизации, которая вызревает внутри самой империи.

Модернизация, которая уже стучалась в дверь 19 века, привела к резкому кризису этничности. Замкнутое рамками локального мира, башкирское общество все больше и больше отставало «от жизни». К примеру, незнание русского языка, уже было препятствием для продвижения по службе и т.д. и т.д. В итоге к началу 1917 г. в башкирском обществе вызрели условия для «социалистической модернизации». Нужно было перейти к новой системе образования, к всеобщему медицинскому обслуживанию, овладеть новыми навыками технической квалификации и новыми формами искусства. Назревала внутри общества и демографическая революция. Старая гендерная роль башкиркой женщины - в хиджабе и сильно зависящей от мужа как главы рода и семьи уже испытывала кризис. Башкирское общество к 1917 г. было на пороге новых перемен.

Башкирское общество накануне революции 1917г.

Разрушение этнокультурной замкнутости, бывшее одной из сторон разрушения локальных миров вообще, породило, таким образом, одну из наиболее важных форм кризиса локализма, которую можно назвать «кризисом этнической идентичности» или кратко «кризисом этничности».

Кризис этничности был частью всего кризиса, вызванного атомизацией общества и автономизацией личности, и притом частью особенно заметной: перемены, связанные со сменой этнокультурной среды и появлением неизбежной при этом напряженности межэтнических отношений, принадлежали к числу наиболее осязаемых. Этническая напряженность, именно по причине своей очевидности, стала своеобразным центром, к которому стягивались все другие социальные напряженности, становилась источником грозных разрушительных сил.

Способность общества найти ответ на этот вызов времени зависела от его готовности принять всю совокупность связанных с модернизацией перемен, все новые основания организации социального мира. Если такая готовность существовала, то и в кризисе этничности нетрудно было увидеть проявление очень глубоких, фундаментальных перемен, свидетельство обесценения самих этнических принципов социальной интеграции и необходимости перехода к иному типу интеграторов, к существенно иным, нее этническим механизмам социального сплочения. Именно такая, исторически новая задача была поставлена и разрешена рядом западных обществ, где и было выработано обобщающее такое решение понятие «нация».

Как пишет А.Вишневский: «в реальных условиях Российской империи начала XX века у федерализма и национализма были значительные области пересечения интересов, что и привело их к сближению. Региональные элиты очень быстро поняли, какую мощную поддержку в борьбе за передел власти и влияния между ними и имперским центром они могут получить со стороны национальных движений. Поэтому федералистские идеи недолго удержались в pамках идеологии чистого «областничества», т. е. pасшиpения прав и возможностей областей вне связи с национальной идеей. Соблазн обращения к этническим чувствам был так велик, что даже русские сибирские «областники» предприняли попытку раздобыть себе «этническую родословную», выдвинув идею «образования путем скрещивания и местных физико-истоpических и этнологических условий, однородной и несколько своеобразной областной народности».

В невеликорусских же частях империи федерализм все больше окрашивался в национальные цвета и в конце XIX века почти полностью слился с национализмом. Региональные элиты почувствовали себя намного более уверенно, когда смогли опереться на национальные движения и ощутить себя одновременно и национальными элитами.

Таким образом, движения нерусских народов в начале века, и том числе движение А.З.Валиди, коренным образом отличалось от западных буржуазных движений, поскольку на Западе активности вызванному кризисом этничности противостояла система гражданской нации. На Западе общепринято противопоставлять гражданское общество (нацию) этническому национализму. Это одна из дуальных оппозиций, которые составляют фундамент нетрадиционных обществ. В России же зачастую этнический национализм ошибочно связывают с крайним шовинизмом, а очень часто и либеральными ценностями, что в действительности абсурд. К примеру, башкирская молодежная организация «Кук буре» называя себя «националистами», одновременно выступает за «демократические ценности». В действительности буржуазная нация (на Западе) подавляет этнический национализм всяких гасконцев и басков, создавая при этом конструкт под название «общегражданская нация».

Таким образом, несмотря на желание, в том числе и советских историков, квалифицировать движение автономистов во главе с А.-З.Валиди как «буржуазное» движение националистов, в действительно речь может идти лишь о традиционалистском, консервативном движении, поскольку их главным лозунгом было возвращение вотчинного права на землю, то есть восстановление власти башкиркой общины и требование особого статуса для башкир как народа («автономии»). Поскольку «буржуазные» реформы уже к концу 19 века достаточно сильно ударили по локальному миру башкирского общества.

Таким образом, к началу ХХ века башкирское общество уже было готово к (советской) модернизации. Наблюдался кризис этничности и рост национального сознания, старые институциональные одежды стали тесны для новой реальности. Статичное состояние башкирского общества (локальный мир) которое не менялось веками, пришло в движение, и остановить ход истории уже ничто не могло. Общество готовилось шагнуть из архаики (премодерна) к современности (советскому Модерну).

Особенности традиционного общества (премодерна) и менталитета его носителей

Как уже говорилось выше, еще в начале 19 века башкирское общество пережило «хозяйственную революцию» и стало, по сути, близко к русской земледельческой общине. Именно поэтому, на наш взгляд, работы исследователей по русской общине, менталитету крестьян, можно перенести и на башкирское общество 19-20 вв., поскольку особенно в советский период различия между башкирскими и русскими сельскими жителями практически стерлись.

Русское аграрное, сельское общество, существовавшее вплоть до XX века, только с высоты сегодняшнего дня выглядят «простым». Простыми, чтобы не сказать примитивными, были и все его социальные механизмы. Соответствие уровней сложности общества и управляющих его жизнью социальных механизмов обеспечивало его целостность и жизнеспособность. Большинство населения составляли крестьяне.

Крестьянин в России жил как бы в самой глубине социальной матрешки: сам он находился внутри семьи, семья — внутри общины, а уж на семейно-общинном основании возводились все остальные этажи русского общества. «Матрешечная» конструкция системы общественных связей по-своему сложна и эффективна. Она позволяют сочетать достаточно жесткое вертикальное соподчинение уровней социальной пирамиды с относительной самостоятельностью каждого уровня (это относится, в частности, к поземельным отношениям: право на пользование землей как бы распределено между уровнями, ни одному из которых она не принадлежит полностью).

В силу малых размеров и значительной замкнутости сельской общины, в рамках которой протекала жизнь большинства людей, человек постоянно находился в непосредственном общении и взаимодействии с односельчанами, с сельским «миром», под его постоянным надзором, был связан со всеми взаимной ответственностью, круговой порукой. Такая система отношений предполагает многообразие неравенства, сложную иерархию личных зависимостей. В то же время все отношения персонифицированы, что придает жизни в этой системе «человеческую теплоту», о которой ностальгически вспоминают люди, оказавшиеся в мире городских обезличенных связей.

Но именно по сравнению с этим более поздним и более сложным миром описанная «матрешечная» социальная организация довольно примитивна. Хотя свойственная ей социальная иерархия может быть очень замысловатой, она малоподвижна, за человеком закреплено постоянное место более или менее ответственной детали раз навсегда сконструированной социальной машины. Сам же он pассматpивается как нечто очень простое, внутренне недиффеpенциpованное, как элементарная частица, неделимый атом общества. Отсюда и относительная простота, недифференцированность постигающего социальную реальность общественного сознания, его синкретизм.

Натуральное крестьянское хозяйство, простые общественные связи и примитивные формы их опосредования, синкретическое мышление, холистская, «соборная» ценностная парадигма — главные устои русского аграрного общества, гаранты его целостности и жизнеспособности. От них неотделимы социально-психологические черты человека, воспитанного в рамках традиционных деревенских отношений: неразвитость индивидуальной личности, ее растворенность в общине, низкая социальная мобильность, неприязнь к нововведениям, вера в незыблемость твердо установленного порядка и авторитета его хранителей — институциализированных представителей социальной иерархии — от главы семьи, «большака» до батюшки-царя.

Основу всего этого порядка многие думающие люди в России конца XIX века видели во «власти земли» — метафора, с помощью которой они пытались осмыслить внутреннюю обусловленность и слаженность жизни русской деревни. Глеб Успенский — а именно он ввел в оборот понятие «власть земли» — усматривал в ней то организующее начало, что веками управляло поступками всякого крестьянина, было главным «не только по отношению к народному брюху, но и по отношению к народному духу, к народной мысли, ко всему складу народной жизни».

Активное противостояние индивидуализму во имя сохранения традиционного холистского миропонимания типично и для всех современных развивающихся стран (например, Китай). По-видимому, соборный человек — не национальный, а универсальный человеческий тип, складывающийся во всех аграрных, крестьянских обществах, каким и было и русское и башкирское общество до начала ХХ века.

У соборного человека своя картина мира, свой универсум ценностей. Каждая ячейка его мироздания и все оно в целом имеют моноцентрическое, пирамидальное строение, и вершина любой пирамиды всегда важнее всех других ее частей, от нее исходят порядок и власть.

Соборное сознание не стремится к пониманию внутренней сложности и противоречивости природного и социального мира, позволяет видеть мир только целостным, осмысливать только нерасчлененными блоками. Синкретический менталитет не допускает анализа, социальной самокритики, оценивать для него значит морализировать. Он требует веры, делает возможным истолкование всего сущего только в терминах добра и зла, истинных и неистинных ценностей и т. п.

Башкирское общество в условиях советской модернизации

С победой Октябрьской социалистической революции, началось складывание основ советской системы. Несмотря на то, что идеологи суверенитета обвиняли в свое время СССР в разрушении башкиркой национальной идентичности, в реальности картина была с точностью наоборот. Все жители СССР имели двойную самоидентификацию — этническую и гражданскую, причем и та, и другая были закреплены официально. И это притом, что как уже говорилось выше западное гражданское общество и гражданская нация противостоят этническому национализму, построены на разрушении последней.

В советской системе собственно русский народ исполнял функции гражданской нации, не имея этнической идентичности. Именно эта причина, по мнению, либерального демографа А.Вишневского привела к тому, что «Сепаратистские устремления, приведшие в 1991 г. к распаду СССР, легко достигли цели, прежде всего именно потому, что не встретили значительного сопротивления со стороны российской, преимущественно русской элиты, из которой в основном рекрутировалась и союзная элита».

В СССР этнический национализм нерусских народов не только не подавлялся, но и искусственно поддерживался. Практически все нерусские народы получи формальные признаки «гражданских наций» - «язык», национально-государственную территорию, систему национальной печати, театров и т.д.

Парадокс ситуации заключался в том, что постоянно осуждаемый на словах этнический национализм — антипод гражданского общества — стал нужным и эффективным инструментом властей, легитимировал советский режим.

Кроме того, именно в советский период, башкирский народ, «потянувшись» до уровня нации, получил региональную этническую элиту.
Модернизация советского времени ускорила формирование новых региональных элит. Она усложняла жизнедеятельность городских и региональных систем, увеличивала их внутреннее разнообразие, пронизывала их горизонтальными экономическими, социальными и прочими связями. Все это с неизбежностью вело к возникновению или расширению множества независимых элитарных социальных статусов, источником которых была сама региональная или локальная социальная ткань. В ней должно было найтись место не только для руководителей местных органов власти, но и для директоров крупных предприятий, председателей колхозов, редакторов газет, крупных ученых и писателей, знаменитостей артистического или спортивного мира и т. п.

Однако советская модернизация вела к развитию региональных элит лишь в той мере, в какой это соответствовало ее инструментальным целям. Там же, где это соответствие кончалось, развитие элит блокировалось. Региональная элита до конца оставалась по преимуществу статусной, «номенклатурной», напоминавшей элиту феодального общества. Она зависела от начальства, от его субъективных оценок, назначений, «пожалований» больше, чем от объективных результатов своей деятельности.

Советский элитарный истеблишмент был моноцентрическим — как во времена самодержавия. Все эти его свойства воспроизводились — пожалуй, даже в усиленном виде — на региональных уровнях, где непосредственная зависимость каждого от местного централизованного «партийного руководства», местного ЦК или обкома коммунистической партии и персонально его первого секретаря — была особенно очевидной.

Во главе регионов обычно стояли наместники Москвы, нередко перемещавшиеся центром из региона в регион без всякой оглядки на их экономическую, национальную или культурную специфику. В Москве, пусть и при участии таких наместников, решалось, кого назначить директорами крупнейших предприятий региона, кому считаться выдающимся местным писателем или композитором, кому быть академиком или президентом местной академии наук и т. п.

В «национальных» республиках местная элита вербовалась по преимуществу из представителей коренных этносов (политика «национальных кадров»), но это не меняло ее номенклатурной сути.

Вся эта система имела известный смысл, когда внутренние силы регионов были неразвиты и в них возводились, порой на пустом месте, леса будущей региональной конструкции: создавалась система современного административного управления, строились первые заводы, открывались университеты или театры и пр. Но со временем раз созданные экономические, культурные и прочие конструкции начинали жить своей жизнью, которая к тому же перемешивалась с жизнью, существовавшей здесь и прежде. Рядом со старыми номенклатурными элитами, отчасти и внутри них складывались элиты нового типа, во многих отношениях глубже укорененные в новой собственно региональной почве. Интересы этих новых элит были двойственными.

С одной стороны, они были порождением модернизации и в целом безусловно принимали ее инструментальные результаты. В этом смысле они должны были быть заодно с номенклатурой и идти даже дальше нее в своем неприятии возрождения традиционалистских элит, пытавшихся опираться только на консервативную составляющую советской модернизации — на сохранявшуюся, а иногда и охранявшуюся социальную архаику, — но преувеличенно резко критиковавших многие ее инструментальные последствия. В то же время в своем региональном качестве новые местные элиты должны были выступать как противники номенклатуры, олицетворявшей централизм унитарного государства, и видеть союзников в традиционалистах, идеология которых всегда строилась на подчеркивании региональных и (или) этнических и этнорелигиозных особенностей.

В разных частях СССР двойственность новых региональных элит проявлялась по-разному — в зависимости от степени продвинутости по пути модернизации и реального соотношения модернистских и традиционалистских сил.

Итоги советской модернизации

В целом главным результатом развития башкирского общества в условиях советской модернизации стало появление новой советско-башкирской национальной интеллигенции, в основном гуманитарной и творческой, в ущерб «технической». Это был, по сути, совершенно новый культурный и социальный тип, который достаточно сильно отличался от дореволюционной башкирской элиты. Одновременно он соответствовал маркерам «человека традиционной культуры». Характерными его чертами были: сакрализованное сознание, при отсутствии отрефлексированного пласта традиционной религиозной культуры, способность легко самоорганизовываться на традиционалистской основе, достаточно высокий уровень образования и культуры.

Как точно охарактеризовал его демограф А.Г.Вишневский, это был «соборный человек с университетским дипломом». По его мнению: «Советская культурная модернизация обеспечила стремительный рост образования, приобщение к современным техническим и научным знаниям, другие инструментальные изменения, без которых невозможно становление современного типа культуры, а значит и типа личности. Но она не привела к вытеснению средневековой холистской культурной парадигмы современной индивидуалистской, породила Homo soveticus — промежуточный тип личности, сочетающий в себе черты современности и традиционной «соборности».

Со своей стороны хотелось бы отметить, что наиболее слабым местом советской ускоренной модернизации был существенный разрыв между «переходом к современности» и традиционной культурой. Башкирское общество не успевало выработать и адаптировать свою культуру к резким социальным изменениям. В результате сверхускоренной урбанизации и попыток со стороны советской власти искусственно создать новую башкирскую интеллигенцию возникла гомогенная социальная прослойка, которая обладала всеми признаками локального синкретизма. Высокая мобильность советского вертикального лифта подняла из глубин башкирского народа наиболее социально активных и талантливых людей, но парадокс ситуации заключался в том, что эти люди (новая элита), не были итогом органичного развития башкирской культуры. В глубине их ментального пласта лежала социальная архаика, которая лишь поверхностно была покрыта оболочкой советской культуры. Вчерашние сельские жители, то есть носители особой психоментальности, по сути, за очень короткий исторический срок стали известными башкирскими учеными, художниками, писателями, врачами и т.д., однако такая ускоренная модернизация таила в себе главную опасность – неспособность синкретизма критически оценивать себя и существующую социальную действительность. Новая советско-башкирская элита обладала мифологизированным сознанием и крайне слабым уровнем исторической саморефлексии.

Наиболее ярко башкирский фундаментализм проявился в культуре и социальной жизни в 30-40-е гг., а затем в послевоенный период. Символами этой эпохи стали - композитор З.Исмагилов, писатели М.Карим, Н.Нажми, З.Биишева, художник А.Лутфуллин и многие другие. Их заслуга заключалась в том, что они сумели очень органично трансформировать башкирскую народную культуру в формы высокой (советской) культуры. Они создали и оставили после себя прекрасные образцы высокой башкирской культуры основанной на традиционных пластах народного сознания. (Наиболее показательным примером органичной стилизации является песня З.Исмагилова «Шаймуратов генерал», которую многие до сих пор считают народной песней).

В эти годы появилась новая башкирская художественная литература, башкирская опера, национальная печать и даже кинематография. Безусловно, что эта одна из самых положительных сторон советской модернизации, хотя и здесь были отрицательные стороны. В том числе излишний руссоцентризм и очень заметное влияние советских идеологических штампов (например, известные строчки М.Карима «не русский я, но россиянин»). Кроме того, сами образцы и формы высокой культуры были привнесены советской цивилизацией, являлись результатом развития советского модерна, что, тем не менее, нисколько не умаляет историческое значение башкирской советской культуры. Резкий модернизационный скачок выявил и другие негативные явления, показал незрелость новой башкирской интеллигенции. К примеру, в этот период многие башкиры, в том числе и представители национальной интеллигенции, называли своих детей революционными, а в действительности чуждыми своей культуре именами – Тельман, Дарвин, Ревмир, Магнит и т.д. Особо ревностные носители коммунистической идеологии из башкир считали родной язык, традиции ненужной архаикой мешающей строить социализм. В том числе и со стороны партийных органов негласно культивировалось нигилистическое отношение в целом национальной культуре. Однако эти явления не носили явно выраженного антибашкирского характера, хотя и сохранялись до середины 1980-х годов.

Между тем, новая модернизационная волна выводила на историческую сцену следующее поколение башкирской интеллигенции. На смену представителям советского фундаментализма 30-40-х гг. шло поколение башкирской традиционалистской элиты, которое наиболее активно приняло участие в общественно-политической жизни республики в позднесоветский, а затем и период парада суверенитета. Главной ее чертой можно назвать отказ от жестких фундаменталистских установок традиционного общества и более зрелый, «интеллигентный» характер. Социокультурные параметры башкирского общества к этому моменту уже подверглись определенным изменениям. Старая, холистская парадигма постепенно расшатывалась. Сама башкирская культура становилась более утонченной, дифференцированной. Коллективистские ценности традиционного общества вытесняются личностными, индивидуалистскими установками. Литературоцентризм советской башкирской культуры порождает таких талантливых писателей-общественников как Газим Шафиков, Р.Бикбай и многих других. Однако вместе с ними уже появляется и Рами Гарипов, который выступает, прежде всего, как поэт лирический. Его поэтический язык сочетает простую и яркую образность Есенина с восторженностью пастернаковского мировосприятия.

Одновременно в это время начинается процесс вызревания этнического национализма крайнее проявление, которого выявится в 90-е годы. Появление новой генерации башкирской интеллигенции характеризуется ростом национального самосознания и патриотизма. Именно в 70-80-е годы получают распространение истинно башкирские имена, такие как Салават, Азамат, Юлай и т.д. Природа этого явления была двоякой. С одной стороны она была реакцией на резкое изменение типа жизни вызванное урбанизацией - культура хоть и очень медленно становилась городской. Этот крайне болезненный, но объективный процесс интеллигенция БАССР ошибочно интерпретировала как дефективность советской системы и попыталась ответить усилением этнической идентичности. Чутко уловивший негативные процессы деэтнизации Р.Гарипов отразил это в стихотворении «Туган тел» («Родной язык») за что подвергся гонениям со стороны партийных органов.

С другой стороны в этом явлении уже были черты антисоветской и националистической идеологии, которое со временем вылилось в движение за суверенитет в 90-е годы.

В советский период башкирский этнический национализм был социальной и политической реальностью. Внутри хозяйственной и властной (партийной) элиты БАССР, в первую очередь среди башкир была четкая идентификация «свой-чужой», несмотря на то, что все это было прикрыто лозунгами интернационализма и т.д. Одновременно у советского башкирского народа не было этноцентризма, который удалось активизировать интеллигенции лишь в 90-е годы.

Таким образом, в этот период в результате своеобразного синтеза башкирской народной «почвы» (премодерна) и культурной политики государства (модерна) возник специфический социокультурный феномен который условно можно назвать «советской версией башкирского традиционализма».

Башкирское общество в постсоветский период

Про движение за суверенитет БССР и в целом о политическом развитии республики в 1990-2010 гг. лично мною и моими коллегами-традиционалистами написано достаточно много (например, в книге «Республика Башкортостан в системе российского федерализма). Остается добавить лишь несколько слов.

Особенностью движения за суверенитет было то, что оно являлось проявлением крайне специфического феномена. Слом традиционной империи (СССР) дал на выходе яркую политическую вспышку, которая в начале 90-х годов у башкирского народа сопровождалось новым витком этногенеза. Именно в этом период башкирской интеллигенцией и новой республиканской властью во главе с М.Рахимовым были заложены параметры для нового башкирского народа. Поскольку идеологическим обеспечением парада за суверенитет занимались главным образом интеллигенция которая поднялась за счет советского вертикального лифта из локального мира, то эти люди задали крайне жесткие поля этничности. Такими маркерами стали «язык», «сельское происхождение», «традиционные ценности», «этноцентризм».

И это притом, что сегменты башкирского общества уже к началу 90-х годов были намного шире. В новом национальном конструкте не оказалось места ни русскоязычным, ни северо-западным, ни городским башкирам. Можно даже сказать что «движение за суверенитет» было мобилизовано и политизировано за счет жесткого этноцентризма. Любопытен сам механизм этнический мобилизации.

К примеру, в начале 90-х годов сильное влияние на политический процесс оказали башкирские молодежные организации как, например СБМ (Союз башкирской молодежи). На общественную арену вышли такие лидеры как А.Идельбаев, Р.Баимов, А.Дильмухаметов и др.

В чем была особенность этнической мобилизации? В том, что в ее основе премодерн (архаика) соединялся с постмодерном. Другими словами в результате соединения парней из сельской глубинки и башкирской городской молодежи (детей национальной интеллигенции) возникало особое движение этнонационалистов. Кроме того, движение подпитывалось и тем, что для башкирской молодежи – выходцев из субрегионального мира, долго время участие в «национальном движении» служило одним из способов социальной адаптации в городских условиях и определенным социальным лифтом для карьерного роста.

Одиноко по мере атомизации традиционного общества и резкого ухудшения социального положения значительной части башкирского населения, этническая мобилизация перестала работать. Режим М.Рахимова лишь искусственно поддерживал видимость значительности башнацдвижения, но в реальности уже к середине 90-х годов кризис поразил этнонационализм.

Было и боле глубинная причина этого процесса – урбанизация. Современное башкирское общество перестало быть деревенским. Уже 50% башкир живут в городах, пытаются освоить новое социальное пространство. И этнические мобилизаторы элементарно перестают действовать. В условиях городской действительности требуются новые интеграционные механизмы, основанные на «гражданской», а не этнической солидарности.

Движение за суверенитет было в реальности глубоко традиционалистским движением. В результате него к власти пришли носители локальной ментальности, которые в течении 20 лет оказывали существенное влияние на политический процесс. Республика в течении 20 лет двигалась по траектории консервативной модернизации и пыталось повторить путь СССР. Типично этатистскими путями оно пыталась решить проблемы культурной, экономической и политической модернизации. На определенном этапе это оградило село, немного защитило башкирское население, но под конец эти достоинства обернулись серьезным отставанием, нерешенностью многих проблем. Ситуацию в регионе удалось на время законсервировать, однако процессы, которые шли в других областях с большим отставанием начались и в РБ.

Таким образом, сегодня мы наблюдаем не только процесс смены элит, но и демонтаж постсоветского башкирского народа который был собран в начале 90-х годов. Причем эта форма «народа» основанная на жестком этноцентризме сама изжила себя изнутри – и идеологически, и морально, и политически.

А.Хайбуллин (Продолжение следует)

Подготовил Максим Аверьянов, Уфа, Башкирия - Башкортостан








Связанные темы и персоны