Рейтинг публикаций
Лучшие комментарии дня
Календарь новостей
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Лучшие комментарии недели
Лучшие комментарии месяца
Обсуждаемое за неделю
Обсуждаемое за месяц
Последние публикации
Сам уже в окопе, старый ...

Спикера Курултая Башкирии возмутило отсутствие очередей из желающих пойти на ...
  29.03.2023   23572    3123

Зря карлик ползал на ...

Главные заявления Владимира Путина и Си Цзиньпина по итогам переговоров в ...
  21.03.2023   22570    73

Военный преступник. ...

Международный уголовный суд (МУС), расположенный в Гааге, выдал ордер на арест ...
  17.03.2023   40118    69

Молодежь в гробу видала ...

Глава ВЦИОМ пожаловался, что новое поколение российской молодёжи ставит личное ...
  16.03.2023   36871    32

Пыня пошутил над холопами ...

Путин призвал судей защищать права и свободы россиян. Путин назвал эффективную ...
  14.02.2023   13695    273

Борьба дерьма с мочой ...

Сообщают о неком циркулярном письме министерства обороны, которое предложило ...
  12.02.2023   28638    22

Ублюдочный путинизм в ...

Министерство юстиции России включило в реестр иностранных агентов певицу ...
  11.02.2023   25257    33

Фильм о преступлениях ...

В декабре 2003 года в Башкирии совпали выборы в Госдуму и выборы президента ...
  15.01.2023   24137    252

Утилизация холопов, ...

Путин назвал положительной динамику военной спецоперации на Украине. Президент ...
  15.01.2023   35665    8

Подох этот, подохнет и ...

Сегодня, 11 января, так и не дожив до суда, скончался Муртаза Рахимов. Ему было ...
  12.01.2023   15792    80

Читаемое за месяц
Архив публикаций
Март 2023 (4)
Февраль 2023 (3)
Январь 2023 (5)
Декабрь 2022 (4)
Ноябрь 2022 (3)
Октябрь 2022 (1)

Историю Урала заменили на историю башкир

7



В 2009 г. вышел в свет первый том семитомной Истории башкирского народа под общей редакцией М.М. Кульшарипова. Том оказался неудачным, о чем уже было сказано в научной печати.

Историю Урала заменили на историю башкир


Через некоторое время, оказавшееся достаточным для того, чтобы были опубликованы третий-шестой тома указанного многотомника, вышел второй том, в котором, как сказано в Предисловии, «рассматривается политическая, социально-экономическая и культурно-духовная история башкирского этноса (IX – первая половина XVI в.) и племен края (V–VIII вв.), которые впоследствии участвовали в этногенезе или вошли в состав башкирского народа...» (с. 5)…
Бросается в глаза специфическая тональность тома, заданная во Введении (авторы - Р.М. Юсупов. А.В. Псянчин, В.В. Овсянников и М.М. Кульшарипов).

По содержанию и смыслу - это историография этнической истории населения Южного Урала в эпоху средневековья. Но в авторском понимании - это историография этнической истории исключительно башкир. Поэтому в качестве основного объекта историографического анализа в рассматриваемом разделе тома фигурируют по сути только три монографии (Руденко. 1955; 2006; Кузеев, 1974; Мажитов, Султанова, 1994; 2009). Работа 2009 г. Н.А. Мажитова и А.Н. Султановой но существу является расширенным и дополненным вариантом издания 1994 г. Вышедшие за период с 1974 по 2012 гг. монографии исследователей, трактующих этнокультурные процессы в Приуралье в ином, нежели Н.А. Мажитов и А.Н. Султанова ключе, в историографическом обзоре и библиографии не упоминаются. О многочисленных статьях по проблемам этнокультурной истории населения Южного Приуралья в эпоху средневековья, опубликованных в последние 20 лет, и говорить не приходится - для историографов второго тома они как будто и не существуют.

Тональность, заданная авторами Введения и объективно поддержанная редакторами тома, определила и тональность многих последующих разделов.

Например, вызывают недоумение некоторые оценки роли того или иного исследователя в формировании источниковой базы по археологии средневековых кочевников Южного Урала, данные Г.Н. Гарустовичем – общепризнанным знатоком средневековой археологии региона, – в написанном им разделе “История изучения археологических памятников тюркоязычных кочевников на Южном Урале (с. 17-31). Подробно рассмотрев и высоко оценив вклад исследователей XIX и первой половины XX в. в изучение кочевнических памятников эпохи средневековья на Южном Урале, автор среди современных археологов выделяет Н.А. Мажитова, оценивая его исследования как “наиболее масштабные изыскания в этом направлении” (с. 31).

Действительно, в 1974-1975 гг. он проводил небольшие полевые работы в Оренбургской области, в ходе которых раскопал курганные могильники, давшие в общей сложности 13 погребений ХII-ХIV вв. Зато результаты совместных экспедиций В.А. Кригера, С.Н. Заседателевой, В.А. Иванова, проведенных в тех же краях в 1979-1988 (в которых сам Г.Н. Гарустович принимал активное участие), давших в общей сложности 121 погребение, в большинстве эпохи Золотой Орды, автором рассматриваемого раздела оценены только как “определенный вклад в дело выявления и н учения памятников позднесредневековых кочевников” (с. 29).

Характерной чертой второго тома “Истории башкирского народа” является эклектичность. Авторы тома делятся на три группы, различающиеся своим отношением к “генеральной линии” исследования – проблеме этнической истории башкир. В первую группу входят исследователи, чье видение материала и его интерпретация абсолютно индифферентны к этнической истории башкир, например, С.Г. Кляшторный - автор разделов “Памятники письменности тюрков евразийских степей" “Народы и государства Средней Азии в IV-VI вв.”, “Степна- империя тюрков”, “Древнетюркские народы в Евразийских степях”, “Религия и верования ранних тюрков” и “Общественные идеалы и социальное устройство в древнетюркских государствах”. С.Г. Кляшторный, излагая свою, ставшую уже классической концепцию этнополитической и этноконфессиональной истории древних тюрков, оперирует при этом в основном сведениями письменных источников. И что характерно - среди многочисленных этнонимов и политонимов, упоминавшихся в этих документах наименование “башкорт” до начала X в. нигде не фигурирует.

Тема башкирского этногенеза совершенно отсутствует в разделе “Племена Среднего Поволжья во второй половине 1 тыс. н.э.”, написанном А.В. Богачевым и С.Э. Зубовым (с. 84-98). Нет ее и в разделе “Племена Верхнего и Среднего Прикамья” (А.М. Белавин; с. 108-120). Оперируя имеющимся археологическим материалом и сведениями средневековых источников - зачастую очень отрывочными и невнятными - авторы перечисленных разделов, не будучи отягченными идеей всенепременно найти древних башкир, среди своих материалов их и не находят. И не потому, что не хотят, а потому, что исследуемый материал этого не позволяет.

В ином положении находятся авторы, условно отнесенные нами ко второй группе. В силу определенных обстоятельств, имеющих весьма опосредованное отношение к науке, им вынужденно приходится искать (и, конечно же, находить) древних башкир там и тогда, где и когда их быть не могло в силу исторических обстоятельств. Наиболее показателен в этом отношении раздел "Тюрки евразийских степей и Южный Урал в освещении византийской традиции VI-XV вв.” В нем автор приводит описание поездки византийского посланника Зимарха в ставку тюркского кагана Дизабула в 568 г. с целью заключить с ним антиперсидский союз. Описание дается в изложении византийского же историка Менандра Протектора. Дополняя последнего, Е.А. Круглов пишет, что на обратном пути византийский посол проезжал через Северное Приаралье и Северный Прикаспий (что вполне допустимо) и там путь пролегал в непосредственной близости от территорий, "где кочевали подчиненные Дизабула семь племен т юрков, т.е. башкир" (с. 34). Но у самого Менандра ничего не говорится о каких-либо тюркских кочевниках на этой территории. В середине 1 тыс. н.э. (по данным почвоведов) Северный Прикаспий представлял собой пустыню, а Южное Приуралье - высыхающую степь, т.е. территорию - для эффективного кочевания непригодную. Что и подтверждается отсутствием здесь соответствующих археологических памятников.

Р..А. Круглов старается вплести этноним “башкиры” (“башкорт”) в ткань повествования о временах, когда этот этноним (как и большинство других финно-угорских, славяно-русских этнонимов) вообще не существовал: “саки, возможно, являлись одним из компонентов только еще формировавшегося тогда этноса - башкир” (с. 35) (почему только именно башкир?)…

В трудном положении оказался и В.В. Овсянников - автор раздела “Вооружение и военное искусство башкир” (с. 268-276). Из названия раздела совершенно определенно следует, что речь в нем должна идти об истории формирования и развития комплекса вооружения, тактических приемов и способов ведения боя именно у башкир как представителей тюркского кочевого и полукочевого мира…

Отсутствие материала, необходимого для раскрытия темы, заявленной в названии раздела, В.В. Овсянников пытается компенсировать рассуждениями о якобы башкирских укреплениях-крепостях ХII-ХIV вв., о которых, как он сам отмечает, даже в башкирских исторических преданиях не сказано ничего (с. 272). Казалось бы, при объективном подходе к теме уже одно это должно настораживать исследователя. Но, коль скоро “задачи определены”, их нужно решать во что бы то ни стало, и В.В. Овсянников идет по пути, характерному для большей части археологического содержания тома, - вырывает археологические памятники из их культурно-хронологического контекста…

Описывая валы городища Караабыз, В.В. Овсянников использует отчет А.В. Шмидта, но при этом его существенно “редактирует”.

Такой же тенденциозный пересказ А.В. Шмидта происходит при описании исследования городища Чандар (“Соколиный Камень”) на р. Уфа. Так, касаясь находок здесь средневековых вещей, А.В. Шмидт сомневался в их связи с жизнью городища и предлагал “оставить вопрос открытым”. Если для А.В. Шмидта этот вопрос оставался открытым, то В.В. Овсянников его “закрыл”, объявив, что все эти городища - башкирские крепости ХII-ХIV вв., характерными чертами которых являются шесть признаков, включающих в себя создание поселений на месте древних городищ, использование при строительстве укреплений заброшенных валов и т.д.

Затем вдруг древнебашкирской крепостью объявляется Охлебининское II (Ак-Таш) городище, оборонительные сооружения которого исследовались А.Х. Пшеничнюком. Последние представляют собой “зольный слой” с камнями в его верхней части. Хронологически В.В. Овсянников связывает их с “раннемусульманскими башкирскими погребениями ХII-ХIII вв., которые исследованы на площадке городища В.А. Ивановым” (с. 274). Но вообще-то В.А. Ивановым в центре Охлебининского городища были исследованы заведомо языческие погребения XII - начала XIII в., содержащие сабли и принадлежности конской сбруи, т.е. к исламу никакого отношения не имеющие. Причем здесь эти погребения и конструкция юго- западной оконечности вала Охлебининского II городища, действительно перекрывавшая несколько караабызских погребений и непонятно из чего сооруженная (“зольный слой”), кроме автора раздела, вряд ли кому понятно.

Третью группу составляет один автор - Н.А. Мажитов… Раздел “Волжская Болгария и башкиры” (с. 99-107) открывается сжатым рассказом об истории образования и распада Великой Болгарии хана Кубрата, образовании Хазарского каганата и о переселении части болгар на Среднюю Волгу. Причем, самые свежие исследования, на которые ссылается автор в подкрепление своих рассуждений, - классические книги М.И. Артамонова “История хазар” (1962 г.) и В.Ф. Генинга и А.Х. Халикова “Ранние болгары на Волге” (1964). Книги других исследователей этой темы - С.Э. Зубова, А.В. Богачева, Р.С. Багаутдинова, Г.И. Матвеевой, Е.П. Казакова Н.А. Мажитовым вообще не упоминаются. Автор сразу же оповещает читателя о том, что “какая-то часть западных башкир (каких, откуда взявшихся? - авт.) сразу же вошла в состав Волжской Болгарии” (с. 100). Затем, объявив Больше-Тиганский могильник башкирским, Н.А. Мажитов обрушивается с критикой на исследователей, считающих этот и другие однотипные и синхронные ему памятники караякуповской культуры древнемадьярскими. Никаких новых веских доводов в пользу древнебашкирской принадлежности караякуповской культуры автор раздела не приводит, кроме уже набивших оскомину заклинаний типа “Предвзятость данного мнения очевидно во всем” (орфография автора. - авт.). Или, например, “идентичность состава находок позволяет привлечь для датировки Больше-Тиганского могильника арабские монеты IX в. из башкирских (? - авт.) курганов. Кроме того, в одном из Большетиганских погребений (№ 65) найдена такая же монета, но отчеканенная уже в начале X в. Поэтому сам материал памятника бесспорно указывает на непрерывное его функционирование в IX - начале X в. В течение всего этого времени мадьярские племена жили далеко на западе, и это неоднократно засвидетельствовано письменными источниками” (с. 100). Прямолинейность трактовки Н.А. Мажитовым археологического материала, его вольное обращение с письменными источниками, незнание или сознательное игнорирование чужих публикаций по затрагиваемым темам у неискушенного читателя порождают иллюзию логичности и доказательности его пассажей...

Н.А. Мажитов вправе иметь свою точку зрения, отличную от точек зрения других исследователей, даже если они составляют большинство. Но имеет ли он право искажать содержание и смысл письменных источников, не им, естественно, написанных?...

Все дальнейшие тексты разделов, написанных Н.А. Мажитовым, - это его сентенции, изложенные в императивной форме и не согласованные ни с текстами его соавторов по рассматриваемому тому, ни (что значительно хуже) с источниками, которые автор разделов зачастую просто искажает. Так, если в своем разделе С.Г. Кляшторный пишет, что государство Кангюй перестает существовать в конце 111 в. н.э., распавшись на ряд мелких владений, подчиненных эфталитам (с. 54), то в разделе Н.А. Мажитова оно продолжало процветать еще в середине I тыс. н.э. и в нем, якобы, насчитывались 30 больших городов и 300 малых. Далее следует весьма многозначительная ремарка: “Здесь, несомненно (излюбленный довод Н.А. Мажитова. - авт.), под малыми городами подразумеваются мысовые городища (крепости) (? - авт.), укрепленные несколькими земляными валами и рвами” (с. 124). И вообще “культура Кангюя представлена десятками городов, городищами, курганными и грунтовыми могильниками, многие из которых непрерывно существовали, начиная с первых веков нашей эры до Х-ХII вв.” (с. 124). Откуда взялись эти сведения, понять совершенно невозможно, поскольку все известные источники характеризуют Кангюй как государство кочевническое. Упоминание десятков и сотен больших и малых городов, о которых пишет Н.А. Мажитов (со ссылкой на Н.Я. Бичурина), на самом деле относится к одному из малых владений Кангюя Ань (оно же Бухе или Ги), отождествляемых (В.В. Бартольдом, С.П. Толстовым и Т А. Габуевым) с Бухарой.

На какой территории автор раздела фиксирует длительное существование (до VII в. как минимум) “кангюйской культуры”, понять совершенно невозможно. Из его сентенций можно вывести, что это Южный Урал: “Важно подчеркнуть, что весь этот различный по составу находок материал кангюйских памятников III-VII вв. является самым массовым и ближайшим южным аналогом культуры племен Южного Урала этого времени” (с. 124)”.

Какой это материал, сколько его, как широко он был распространен по региону - неясно. В своих работах Н.А. Мажитов постоянно упоминает материалы джетыасарской культуры, аналогии которым представлены в погребениях турбаслинской и кушнаренковской культур Южного Приуралья. На этом основании он и турбаслинцев, и кушнаренковцев безоговорочно отождествляет с переселенцами с территории Кангюя “в широком смысле этого слова”.

Но по определению Л.М. Левиной (которое Н.А. Мажитов в своих работах упорно замалчивает, хотя постоянно ссылается на него), джетыасарская культура - явление синкретическое, в формировании которого уже на рубеже эр принимали участие носители “зауральских гороховской, саргатской культур и соседних с ними лесостепных и лесных культур Зауралья и Приуралья, связываемых их исследователями с угорскими и угро-самодийскими племенами. Вероятно, именно с появлением в последние века до н.э. значительных масс зауральского населения можно увязывать распространение определенных зооморфных и антропоморфных изображений, которые лишь дополняют другие археологические данные и в первую очередь находки сосудов, тождественных керамике гороховской и саргатской культур Зауралья”. Дальше остается отдаться столь же необузданной, как у рецензируемого нами автора, фантазии и нарисовать картину обратной миграции потомков зауральских угров в лице турбаслинцев и кушнаренковцев (которых, как известно, и связывают с культурами Зауралья и Западной Сибири) с Сырдарьи на Урал.

Возникает вопрос - для чего Н.А. Мажитову нужно подгонять факты, искажать письменные источники, игнорировать альтернативные мнения других исследователей? Ответ на него сам автор дает в заключительной части рассмотренного раздела. Мы не будем приводить полностью весь абзац, в котором Н.А. Мажитов с присущей ему “уверенностью” допускает, что во второй половине I тыс. н.э. культура населения Южного Урала - бахмутинская, турбаслинская, кушнаренковская - представляли собой южноуральский вариант культуры Западнотюркского каганата. Соответственно, “в плане общественной жизни населения Южного Урала (орфография сохранена. - авт.), очевидно, были известны все социальные институты, присущие Западно-Тюркскому каганату. Сказанное подразумевает существование в крае политических государственных образований во главе со своим каганом (ханом), может быть, на правах наместника центральной власти, аппарата управлении (чиновники, войска, дружина), сбора налогов, письменности, единой религии во главе с богом Тенгре и т.п.

Допустимый объем рецензии не позволяет продолжить разбор текстов основного автора второго тома “Истории башкирского народа” - разделов “Башкортостан в IХ-Х вв.”, “Башкортостан в Х-ХII вв.”, главы “Эпоха Золотой Орды в исторической судьбе башкирского народа”, но и так ясно, что это будет очередная порция выявленных источниковедческих и фактологических неточностей, а то и подтасовок.

Таким образом, за исключением нескольких разделов, написанных С.Г. Кляшторным, А.М. Белавиным, С.Э. Зубовым, А.В. Богачевым, И.В. Антоновым, весь остальной материал в силу своего низкого качества не может быть использован в научной работе. Едва ли он может быть использован и в просветительской работе, ибо содержит массу искажений, чаще всего - преднамеренных.

Д.В. Васильев, В.А. Иванов, В.А. Кореняко

Из рецензии на «Историю башкирского народа» (Уфа, 2012. Т. 2) (журнал «Российская археология». 2014. № 4.)








Связанные темы и персоны