19 августа 1991 года, понедельник. Москва.
В 6 часов утра средства массовой информации страны объявляют о введении в стране чрезвычайного положения, о неспособности Президента СССР Михаила Горбачева выполнять свои обязанности «по состоянию здоровья» и о переходе власти в руки Государственного комитета по чрезвычайному положению. Президент РСФСР Борис Ельцин создает центр сопротивления самопровозглашенному органу. В вечернем выпуске программы «Время» вместе с сюжетами в поддержку ГКЧП неожиданно проходит сюжет об обстановке у Белого дома с выступлением Бориса Ельцина, взобравшегося на танк. Миллионы телезрителей узнают о реальной политической ситуации в стране.
А что в Уфе?
Вот что писал о тех днях Тимур Саблин в статье «Взгляд на путч из горсовета»: «Переворот? Пытаемся связаться с Москвой, другими городами, связи никакой, те, до кого дозваниваемся, ничего не знают. Ждем пресс-конференции, чтобы что-то понять».
Сергей Кузнецов, в 1991-м — главный редактор «Ленинца» (ныне — «Молодежная газета»): «19 августа 1991 года перевернуло все. В этот день сотрудники собрались у меня в кабинете. Все были единодушны, что ГКЧП — зло для России, страны и решили выступить против. Сразу были подготовлены материалы, взяли интервью у людей на улицах. По факсу получили текст указов Ельцина. Материалы поставили в номер. Предчувствуя, что власти РБ могут воспрепятствовать появлению номера, мы сделали на принтере совместный выпуск с газетами «Волга-Урал» и «Омэт». Выпустили два номера. Созвонились со «Стерлитамакским рабочим» и на такси отправили туда материалы, которые были там опубликованы. Номера «Стерлитамакского рабочего» привезли в Уфу и расклеили по городу... Вечером 19 августа в издательство приехал тогдашний заместитель председателя Совета министров и запретил печатать «Ленинец», потому что газета необъективно отражает ситуацию, заняла одностороннюю позицию. Газета вышла только тогда, когда на полосы поставили некоторые из указов ГКЧП».
Игорь Горбунов: «В тот день по пути на работу я встретил своего коллегу. «Знаешь, Горбачева сняли?» — почти ошарашил он меня. Сначала я удивился: «Как сняли? Что случилось?». Но вообще можно сказать, что все этого давно ждали. Горбачев был совершенно никчемным лидером. Он порядком надоел тем, что не выражал ясной позиции ни по одному вопросу. И кто-то давно должен был прийти ему на смену. Поэтому изначально большая часть людей в нашем регионе поддержала действия ГКЧП. Другое дело, что члены комитета были политиками, взращенными Горбачевым. Они хотели совершить переворот, но не знали, как это сделать. К нам в областной комитет поступило распоряжение от вышестоящих: «Сидите тихо, ждите!». Но мы-то понимали, что так не должно быть. Я обзвонил все инстанции с требованием немедленно собрать пленум ЦК, но безрезультатно.
20 августа, вторник
Тимур Саблин: «Звоним в Верховный Совет БССР, там все спокойно, никаких действий, заседание Президиума или созыв сессии не намечаются. Тогда четыре члена президиума Уфимского горсовета, небольшая группа депутатов решают созвать свою внеочередную сессию. Готовятся проекты решений, варианты от радикального «осудить» и «не признавать ГКЧП» до сдержанных «законность ГКЧП не подтверждена Комитетом конституционного надзора», «введение чрезвычайного положения не согласуется с Конституцией СССР». Но во всех проектах сказано, что на территории Уфы нет чрезвычайного положения и действуют законы СССР, РСФСР, БССР, требуется предоставить возможность выступить по телевидению Горбачеву и Ельцину.
Пытаемся выяснить, как ситуация в городе, — везде все тихо и спокойно, словно перевороты у нас такая же обыденность, как дожди осенью.
Единственный борец против хунты стоит напротив горсовета с лозунгом «Долой диктатуру!». Выясняем, что и он, увы, не уфимец, а проездом из Норильска.
Игорь Горбунов: «На второй день власти стали несколько активнее. Ведь сама ситуация была возмутительна: президент неизвестно где, а группа людей творит, что хочет. Муртаза Рахимов тогда, помню, высказался в поддержку ГКЧП. Я послал в Москву шифрограмму с вопросом, где Горбачев. Впоследствии по этой причине против меня даже возбудили уголовное дело, которое потом, правда, закрыли.
Республика в целом действительно отреагировала на происходящие события более чем спокойно. На улицы не вышел никто. Необходимо отметить, что наши люди и тогда были в достаточной мере аполитичны. На селе шла уборочная кампания. На промышленных предприятиях тоже была большая нагрузка: действующая тогда плановая система дисциплинировала работников, и они не считали нужным отвлекаться даже на такие важные события. В советские времена проводились акции по экологии, субботники. Но политические лозунги, конечно, нигде не звучали. Безусловно, люди обсуждали события в Москве, но все дискуссии и возмущения происходили на кухне или в курилке».
21 августа, среда
В ночь на 21 августа в Москве, у Белого дома начались передвижения бронетехники, контролируемой ГКЧП. В тоннеле на Садовом кольце произошло одно из ключевых событий августовского путча — столкновение военных колонн со сторонниками Ельцина, приведшее к гибели трех человек.
Днем после состоявшейся внеочередной сессии Верховного совета РСФСР министр обороны, член ГКЧП Дмитрий Язов дает приказ о выводе военных подразделений из Москвы. В Форос к Горбачеву вылетают члены правительства и ГКЧП, но последних глава государства принимать отказывается.
Вечером Горбачев звонит в Москву, приказывает признать все действия ГКЧП незаконными и отстранить членов комитета от занимаемых должностей. Борис Ельцин перестает вести открытую агитацию за Горбачева и переходит к лозунгу «За свободную Россию!»
В этот день в Уфе, как вспоминает Тимур Саблин, состоялось заседание президиума горсовета, принято решение о созыве внеочередной сессии и подготовлен проект ее решения. Проект сдержанный — это не устраивает ряд членов президиума, они собираются вновь и подготавливают более решительный проект, где прямо говорится о незаконности переворота. В парткомы и райкомы Уфы стали обращаться коммунисты с просьбой поскорее принять у них членские взносы, даже если они не платили целый год. Другие интересуются, нельзя ли получить назад сданные ранее партбилеты.
Во второй половине дня становится известно, что по телевизору покажут сессию ВС РСФСР, становится понятно, что путч не удался. На площади под окнами горсовета собирается митинг, на экране телевизора — уверенный в своей правоте Б. Ельцин.
Игорь Горбунов: «То, что идея провалилась, мы начали понимать уже на второй день. Организовать какие-либо протесты мы по сути не могли. У меня, например, как у первого секретаря обкома партии, тогда уже не было подобных полномочий. Стало ясно, что Ельцин умело воспользовался ситуацией, и победа будет за ним. На фоне Горбачева и его соратников он резко выделялся. Крепкий русский мужик, призывавший построить новую свободную Россию. Даже на меня, человека, разбирающегося в политике, он производил отличное впечатление. Я действительно думал, что он искренне переживает за Родину. У членов ГКЧП таких преимуществ, конечно, не было. Все они, как и Горбачев, зашли в темную комнату и не смогли оттуда выйти».
22 августа
Михаил Горбачев возвращается в Москву. Члены ГКЧП арестованы. Объявлен траур по погибшим. На Краснопресненской набережной проходит митинг, в ходе которого выносится большой бело-лазорево-красный стяг. Борис Ельцин объявляет о том, что принято решение сделать его новым государственным флагом России.
А что в Уфе?
Тимур Саблин: «9.30 — встреча с группой депутатов-коммунистов. Ситуация изменилась. Многие враз стали революционерами и сторонниками Б. Ельцина.
10.00 — сессия. Ряд депутатов суровыми и принципиальными голосами критикуют медлительность действий президиума горсовета. Где же вы были позавчера, дорогие мои коллеги-депутаты? Как вашей решительности тогда не хватало».
23 августа
Игорь Горбунов:
— Впечатления от августовского путча у меня были неоднозначные. С одной стороны, для нашей республики это событие открывало радужные перспективы: мы приобретали больше независимости, могли использовать в полной мере экономический потенциал региона. Прозвучавшая впоследствии знаменитая фраза Ельцина «Берите суверенитета сколько хотите» подарила нам свободу. Да, мы ее получили, но только свобода превратилась у нас в разгильдяйство. Лично я в 1991 году, в последний раз закрыв за собой дверь кабинета секретаря обкома, ушел из политики навсегда. Поэтому последние двадцать лет я по-настоящему свободный человек!
Подготовила Наталья Федорова, газета Республика Башкортостан
Оригинал публикации
***
Август 1991, как это было в Москве
Танк с невообразимым грохотом двигался по Новокузнецкой улице от Садового кольца. За ним шла небольшая толпа любопытных. Напротив Дома радио боевая машина притормозила, над люком появилась голова танкиста в шлеме. (Я сразу вспомнил фильм «Четыре танкиста и собака».) Голова огляделась по сторонам и обратилась к кучке людей, в которой находился и ваш покорный слуга: «Слышь, ребята, а это какое метро?» «Бирюлево-товарное, твою мать», — огрызнулся мой сосед. Рядом с головой появилась рука с картой: «Да пошел, ты! — Бирюлево-товарное... Ну, я серьезно спрашиваю?» «Это станция метро «Новокузнецкая», —прозвучал старческий голос. На бабку зашикали. «Пособничаешь, старая бл…, сейчас будем тебя судить за пособничество», — раздалось из толпы. Старуха испугалась и исчезла. «Ах, Новокузнецкая, — весело откликнулась голова и, наклонившись, крикнула внутрь танка: Глуши, приехали!» Танкист вылез из люка по пояс и, повернувшись к нам, произнес: «А вы чего собрались? У меня просто приказ встать возле метро «Новокузнецкая» и все...» «А если мы эту твою коптилку сейчас (танк действительно ужасно дымил и вонял) обложим дровами и подпалим?»
— раздался чей-то мрачный голос из-за моей спины. «Чего, идиот, что ли? — искренне изумился танкист. — Чего подпалим-то?.. Я же говорю — просто стоим». «Ты дурака-то не включай, — не унимался народ, — вас по нам стрелять пригнали… Как будто не знаешь?» — «Да, не буду я никуда стрелять, никто про это ничего и не говорил… Сказали, постоите до вечера и обратно в расположение части…» Так, собственно, и случилось.
В тот день, конечно, не везде в Москве царила такая безмятежная идиллия. И общий драматизм тех событий вовсе не был фарсовым. Особенно если вспомнить о жертвах… Но вот произнести сегодня сакраментальное «эти люди погибли не зря» лично у меня язык не поворачивается. То есть, конечно, погибли не зря… Но не в банально-пошловатом смысле «они отдали свои жизни в борьбе за свободу России». Где та свобода? Где та Россия?
Может, кто-нибудь попробует меня убедить, что в августе 91-го люди погибли, например, за то, чтобы через двадцать лет у нас вновь была однопартийная система? И партия называлась «Единая Россия»? То есть за спикера Грызлова они погибли, за вице-спикера Слиску?
Оскорбительно как-то... Или они отдали свои жизни, чтобы Валентина Матвиенко, опозорив себя навеки, триумфально победила на муниципальных выборах у Красненькой речки и всем своим монументальным фасадом водрузилась в Совете Федерации? А может, за интригу 2012 года? Спросите у жен и родителей погибших, не будут ли они против, если на памятнике напишут: «Эти светлые люди отдали свои жизни за то, чтобы спустя два десятилетия мы гадали, Путин или Медведев весной 2012 года займет пост президента Российской Федерации»? Вам кажется, они согласятся на такую эпитафию? А что, Янаев, скажем, или Крючков чем-то принципиально отличались от Путина?.. Хотя о чем это я? Конечно, отличались — званием, например... А еще, я не сомневаюсь, своим искренним служением империи… Не баблу, не преступной корпорации, а именно — имперской идее, какой бы отвратительной лично мне она ни казалась.
Те люди в августе 1991 года, отдавшие свои жизни во имя победы революции, знали, что такое чувство собственного достоинства. А мы, оставшиеся в живых, это самое чувство утратили. Мы утрачивали его постепенно и незаметно в течение всех двадцати лет...
Поэтому двадцатилетие разгона путча — печальная дата. Это напоминание всем нам о нашей общей ничтожности...
Александр Рыклин, Ежедневный Журнал
Оригинал публикации
Подготовил Алексей Новиков, Уфа, Башкирия - Башкортостан
Август 1991, как это было в Уфе и Москве
Раздел: Политика | Просмотры: 35585 | Комментарии: 98