« Март 2024 » | ||||||
---|---|---|---|---|---|---|
Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб | Вс |
1 | 2 | 3 | ||||
4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 |
11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 |
18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 |
25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 |
- Сам уже в окопе, старый ...
Спикера Курултая Башкирии возмутило отсутствие очередей из желающих пойти на ...
29.03.2023 23691 3123
- Зря карлик ползал на ...
Главные заявления Владимира Путина и Си Цзиньпина по итогам переговоров в ...
21.03.2023 22234 73
- Военный преступник. ...
Международный уголовный суд (МУС), расположенный в Гааге, выдал ордер на арест ...
17.03.2023 17386 69
- Молодежь в гробу видала ...
Глава ВЦИОМ пожаловался, что новое поколение российской молодёжи ставит личное ...
16.03.2023 32947 32
- Пыня пошутил над холопами ...
Путин призвал судей защищать права и свободы россиян. Путин назвал эффективную ...
14.02.2023 40264 273
- Борьба дерьма с мочой ...
Сообщают о неком циркулярном письме министерства обороны, которое предложило ...
12.02.2023 11536 22
- Ублюдочный путинизм в ...
Министерство юстиции России включило в реестр иностранных агентов певицу ...
11.02.2023 38817 33
- Фильм о преступлениях ...
В декабре 2003 года в Башкирии совпали выборы в Госдуму и выборы президента ...
15.01.2023 21121 252
В последние годы, когда Кавказ сделался не только «горячей», но еще и кровоточащей «точкой», в нашей публицистике часто звучит та совершенно справедливая мысль, что мы не знаем Кавказа, что нужно глубже изучить его историю и «душу», и я попытался разглядеть эту самую душу в наиболее резонансных сочинениях русских классиков.
Можно с гордостью за нашу всемирную отзывчивость отметить, что даже в годы жестокой борьбы за Кавказ наши литературные пращуры Золотого века писали о горцах преимущественно в выспреннем тоне. В романтической поэме «Кавказский пленник» молодого Пушкина «черкесы» лишены не просто каких-либо снижающих черт, но даже их хозяйственные заботы представлены только кратким и праздничным упоминанием: «С полей народ идет в аул, Сверкая светлыми косами». Зато набегам, которых пленник видеть не мог, посвящены самые звонкие строфы: «Обманы хитрых узденей, Удары шашек их жестоких, И меткость неизбежных стрел, И пепел разоренных сел, И ласки пленниц чернооких»… Всюду поэт воспевает жестокие подвиги горцев с неприкрытым восхищением.
Знаменитый «Аммалат-бек» Марлинского:
«— У нас это обыкновенная вещь, — отвечал тот, любуясь каждым удачным выстрелом. — Такие сшибки поддерживают между нами воинственный дух и боевой навык. У вас частные ссоры кончаются несколькими ударами кинжала; у нас они становятся общим делом целых селений, и самая безделица может дать к тому повод…»
Но если мы пожелаем заглянуть в их мир метафизический, то найдем лишь такую настораживающую цитату: «Прибытие русского отряда не могло быть новостью для дагестанцев в 1819 году; но оно и до сих пор не делает им удовольствия. Изуверство (выделено мною. — А. М.) заставляет их смотреть на русских как на вечных врагов, но врагов сильных, умных, и потому вредить им решаются они не иначе как втайне, скрывая неприязнь под личиною доброхотства».
Даже в уже реалистическом вроде бы «Герое нашего времени» горцы как будто свободны не только от серьезных метафизических размышлений, но и от нужд «низкой жизни» — разве что Казбич продает баранов, но и то не желает торговаться: сказал — отрезал. А если Азамат и совершает низкий поступок, то все-таки не корысти ради, а токмо из страстной влюбленности в лихого скакуна.
Разумеется, такая неотступная романтизация должна была рано или поздно породить отрезвляющую реакцию. Я уж не стану говорить о саркастическом Щедрине, давшем двум проходимцам кавказского происхождения громкие имена Амалат и Азамат, «креативнее» вглядеться в творения Льва Николаевича Толстого.
Мечты Оленина, отправляющегося на Кавказ: «Все мечты о будущем соединялись с образами Амалат-беков, черкешенок, гор, обрывов, страшных потоков и опасностей. …То с необычайною храбростию и удивляющею всех силою он убивает и покоряет бесчисленное множество горцев; то он сам горец и с ними вместе отстаивает против русских свою независимость». (Последнее особенно интересно: романтический юноша мечтает сражаться на стороне врага.) Но когда он наконец-то видит настоящих горцев — гордых, бесстрашных, — их душа для него остается закрытой.
Что неудивительно: ведь он их видит лишь издали. Зато толстовский «кавказский пленник» видит их близко. Толстой дал своему шедевру название в откровенной полемике с Пушкиным. В первом же столкновении с горцами повествователь упоминает об их совсем не поэтических свойствах: «Хотел он подняться, а уж на нем два татарина вонючие сидят». И в сарае бросают его даже не на кошму, а на обыкновенный навоз. И наблюдает он будничную жизнь. И даже в набегах незаметно ничего героического: «Бывало, приезжают они — гонят с собою скотину и приезжают веселые. А на этот раз ничего не пригнали, а привезли на седле своего убитого татарина, брата рыжего».
Жилин нисколько не романтизирует горцев, но при этом не испытывает к ним и враждебных чувств — у них свой интерес, а у него свой, вот и всё.
Вероятно, романтическое отношение к горцам можно назвать дворянским, а обыденное — народным.
Не только в мечтах, но и в реальности сражаясь с горцами, русское дворянство восхищалось ими и даже подражало в одежде, верховой езде и т.п. Казаки же, тоже подражая горцам в боевых повадках, не испытывают к ним ни ненависти, ни восхищения. Лукашка, убивший абрека, только досадует, что ему не подходят портки убитого: «Мне не налезут: поджарый черт был».
Даже в гениальном «Хаджи-Мурате» всего лишь намечена симметрия Шамиля и Николая, а на сверхполитические, метафизические цели встречаются разве что намеки: Хаджи-Мурат «стал думать», прежде чем принять газават, но как и о чем он думает — об этом нет ни слова. Хаджи-Мурат «стал на молитву», и дело с концом, и его изумительное мужество предстает и впрямь почти что жизнестойкостью репейника. Имам Шамиль молится в силу положения религиозного руководителя, но и для него самого это «так же необходимо, как ежедневная пища».
В итоге даже поклонники кавказской доблести не пошли дальше юного Лермонтова: «Им Бог — свобода, их закон — война». Однако свобода не может быть Богом: Бог указывает человеку высшие цели, а свобода лишь развязывает руки. Во имя каких высших, метафизических ценностей сражаются «черкесы» — этот вопрос в русской литературе даже не обсуждается. Ее пресловутой всемирной отзывчивости на это недостает.
Этому нежеланию (этой неспособности) одной культуры войти в метафизические глубины другой можно дать и жесткую оценку: даже восхищение оказывается бессознательной маской высокомерия — да, они храбрее нас, но мы-то сложнее! Хотя не исключено и более мягкое толкование: мы не хотим вглядываться в душу «благородных дикарей», чтобы не разочароваться, — но счастья нет и между ними, их души так же сложны и запутаны, как наши.
Ну а в литературе последнего двадцатилетия, когда уже не требовалось имитировать «дружбу народов», я просто не могу припомнить произведения, где бы сколько-нибудь подробно изображались отношения русских и кавказцев, связанных друг с другом единым бытом, кроме своего романа «Исповедь еврея». «Народный» взгляд 50-х на ссыльных ингушей, чеченцев и балкарцев представлен там как полностью лишенный даже проблеска романтизации — их оценивают, как обычных соседей, и оценивают: насколько они удобны и насколько безопасны для окружающих (и от того, и от другого местное население далеко не в восторге: это очень сильные, почти непобедимые конкуренты в очередях и на танцах). А в чем-то подражать им, учиться их языку, видеть в них носителей особой культуры или жертв несправедливости — никому не приходит в голову.
В последние годы довольно громко прозвучали два романа о кавказской войне 90-х — в особенности «Асан» Владимира Маканина, хотя не остался незамеченным и «Чеченский блюз» Александра Проханова. Оба романа открыто идеологичны, но горское ВО ИМЯ все равно не затронуто ни там, ни там.
В первом романе представлено мировосприятие кладовщика (Ж и л и н а!), хотя и невероятно интеллектуализированного — у него хватает социально-философской квалификации вполне отчетливо сформулировать либеральную идею: торговля между противниками смягчает накал войны — порождая, впрочем, и новые конфликты, но уже не такие яростные, как конфликты метафизические. Горцы изображены как партнеры по бизнесу, и не более того.
В «Чеченском блюзе» тоже представлено лишь мировосприятие «простого человека», солдата: «Я их ненавижу за то, что они убивают моих друзей», — и не более того. Да не просто убивают, а предельно коварно: зазывают в гости, клянутся в любви к России и лично к гостям, а потом, когда гости расслабляются, устраивают резню. И женщины участвуют, и местный интеллигент…
Я не собираюсь обсуждать, бывало такое или не бывало, я отмечаю лишь то, что и здесь автор даже не пытается изобразить, во имя какой высшей правды чеченцы творят эти ужасы, — одновременно ставя на карту и собственную жизнь.
Столь страстный идеолог, как Проханов, тоже не может не понимать, что без хотя бы смутного ощущения своей высшей правоты ни человек, ни тем более народ жить не могут, но…
Похоже, его интересует лишь одна сторона конфликта — своя.
Вопрос о метафизической стороне кавказского менталитета в нашей литературе, похоже, еще не ставился. А между тем невозможно налаживать отношения с народом, не зная его, его «во имя». И боюсь, даже сами носители взыскуемого «во имя» не испытывают желания знакомить с ним российских интеллектуалов, готовых их защищать, романтизировать свысока, но не понимать.
Александр Мелихов, Новая Газета
Оригинал публикации
Экзотика кавказского менталитета
Раздел: Общество | Просмотры: 33168 | Комментарии: 37