Но не умеем мы по-человечески радоваться. И все не о том говорим, встречая узников, вызволенных из застенков.
Освободили Михаила Ходорковского. Насытилась система затянувшейся местью. Выпустила — пусть через компромисс, на который так долго он не шел, пусть через просьбу о помиловании (в свете тяжелой болезни мамы такая уступка узника властям вызывает и понимание, и уважение), пусть через фактическое изгнание. Но вышел наконец человек на свободу, встретился со своими родителями — что же попросту не порадоваться тем, кто столько лет желал ему свободы?
Нет, зачем-то нужно всем знать, что думает только шагнувший за ворота зоны узник обо всем на свете, зачем-то спрашивают его о предметах, не относящихся ни к сфере его интересов, ни к его судьбе — будто он оракул какой-то. И вот уже вздыхает публика от разочарований, тиражирует неловкие его высказывания на темы, в которых он просто-напросто не сведущ.
А ведь он сказал на той пресс-конференции такие понятные слова:
«Не надо воспринимать меня как символ того, что в России политзаключенных не осталось. Я прошу вас воспринимать меня как символ того, что усилия гражданского общества могут привести к освобождению даже тех людей, освобождение которых не предполагалось никем. Нам просто надо продолжать работать над тем, чтобы в России, да и в других странах мира, политзаключенных не осталось. Во всяком случае, я буду делать в этом направлении то, что от меня зависит».
И что, собственно, еще от Ходорковского нужно? В центре внимания должны теперь стать имена оставшихся в неволе людей, которых несоизмеримо больше, чем освободившихся. Среди них и Платон Лебедев, сидевший с Ходорковским на одной скамье подсудимых, и Алексей Пичугин, замурованный на пожизненное заключение по ложному обвинению лишь за то, что не оговорил Ходорковского.
Корреспонденты почти не спрашивали Михаила Борисовича об условиях содержания в тюрьмах и колониях, о том, какой процент людей сидит в них без вины, по случайности, либо со сроками, заведомо превышающими опасность содеянного. Но ведь когда в коллапсе судебная система страны, как и весь прокурорско-следственный аппарат, не говоря уже о системе исполнения наказаний, — не об этом ли нужно говорить с только что освободившимся человеком?
Освободили Марию Алехину и Надежду Толоконникову — радоваться бы! Ведь столь разные люди, включая и недоброжелателей, ощущали вопиющую несправедливость их длительного заключения. Но вот заявляют только что освобожденные зэчки о желании заняться правозащитной деятельностью — и уже гудят предвзятые голоса: какие, мол, они правозащитницы… И не стесняются экзальтированные пользователи соцсетей напоминать Толоконниковой давнюю акцию в музее, не сознавая, что себя, а не её они дискредитируют, свое душевное нездоровье выставляют напоказ, выкладывая в своих аккаунтах те фотографии. Будто не совершали они в жизни ни одного поступка, который можно было бы им припомнить в целях дискредитации.
Мария и Надежда боролись в зоне за права заключенных женщин, держали голодовки, сидели в ледяных карцерах, теряли здоровье. Порадоваться бы их заявлению о том, что они не забудут оставшихся в неволе женщин. Ведь это — заброшенная тема. Заключенные мужчины худо-бедно заявляют о своих правах, обращаются в правозащитные организации, а женщины за колючей поволокой молчат, подавленные вершимым над ними произволом.
Но вместо того чтобы поддержать освобожденных узниц в их благородном желании, помочь создать организацию, подробнее поинтересоваться тем, что пережили они в заключении — вместо этого выплескивают недоброжелатели предвзятую неприязнь, убогую зависть их успеху и славе.
А между тем в Воронеже закатывают под шумок в колонию на 4 года журналиста Александра Пирогова.
И будут сажать, и будут закручивать гайки — пока общество не очнется. Пока не научится с открытым сердцем радоваться освобождению узников — и направлять внимание на тех, кто остался в неволе.
Ведь политические репрессии — это язва всего общества. И страна, в которой возможно засадить за решетку невиновного человека, — это тяжелобольная страна. Чем больше людей почувствуют, что узник, томящийся без вины — их собственная боль, тем больше надежды на исцеление всего общества.
Поэтому ярка искорка моральной победы, когда на митинг в защиту политзаключенных приходит много людей, когда заполняются сочувствующими залы суда, где длится расправа над невиновным. Когда на улицах городов появляются люди со значками или футболками в защиту узников совести.
Из 12 подсудимых по «болотному делу» освободили только четверых, остальные восемь — на скамье подсудимых, семеро из них — за решеткой. Эти люди подают высокий пример мужества и солидарности, каждый из них с очевидностью готов жертвовать чем-то своим ради защиты другого. Их родственники поддерживают друг друга. И не удивительно, что все четверо амнистированных продолжают посещать судебные заседания, чтобы поддержать оставшихся. Эти люди показывают высокую планку морали и духа. Искренним братством становится сообщество защитников узников 6 мая. И с новой силой, с новым вниманием необходимо сегодня говорить о каждом из фигурантов «болотного дела». О Михаиле Косенко, обреченном на безвременье в лапах карательной психиатрии. Об Удальцове и Развозжаеве, дело которых, к радости, отправлено из суда в прокуратуру, но сами они остаются в изоляции. И о каждом их тех восьми, над которыми продолжается судебная расправа.
Не перечислить даже все категории наших политзаключенных в одной небольшой заметке, но тем более нужно писать в отдельности о каждом. Даже не изжитая со сталинских времен шпиономания продолжает калечить человеческие жизни и судьбы. По-прежнему по этому обвинению отбывают большие сроки ученые, ни малейшего отношения к шпионажу не имевшие.
А в свете чудовищных взрывов, прогремевших под Новый год в Волгограде, следует вспомнить и о тех узниках, кто отбывает длительные сроки заключения по ложному обвинению в терроризме. Ведь теракты у нас — это не только стоны ни в чем не повинных жертв, массовая гибель населения, безмерное горе родных и близких. Это и вопросы к спецслужбам и власти, всегда остающиеся без ответа. Это и сломанные судьбы тех, на кого списывают теракты, кто непричастен к террору, но страдает от того, что нужно было для галочки кого-то засудить. Их положение в местах лишения свободы особо тяжкое. Лишь изредка имена этих страдальцев попадают в фокус внимания. Так, мы внимательно следили за судьбами Заурбека Талхигова и Зары Муртазалиевой, ложно обвиненных в терроризме, включали их в списки политзаключенных. Но многих из тех узников, о которых писала Анна Политковская, мы как будто забыли — а они продолжают отбывать чудовищные сроки.
В одиночку бился адвокат Юсуфа Крымшамхалова, доказывая, что его подзащитный, осужденный за взрывы осени 1999 года, к ним не был причастен. Но так и осталась эта тема без должного внимания. Юсуф Крымшамхалов отбывает пожизненный срок. А истинные виновники тех взрывов до сих пор не названы, дело не расследовано.
Не оттого ли гремят новые взрывы?
Когда излечимся мы от падкости на сенсации и научимся острее чувствовать приоритетные темы, когда внимание наше будет исходить из остроты сострадания, а не из пристрастия к пересудам, когда научимся мы отличать, что важно в первую очередь, а что в десятую — тогда, может быть, и начнется выздоровление общества.
Мы не должны молчать об узниках, томящихся без вины, только лишь потому, что нет информационного повода говорить о каждом из них сегодня и сейчас. Мы должны говорить о них постоянно — до тех пор пока их не выпустят из застенков.
Ведь показал минувший декабрь, что это не безнадежно, что усилия гражданского общества могут привести к освобождению даже тех людей, на возвращение которых уже пропала надежда.
Елена Санникова, ЕЖ
Оригинал публикации
Не о том мы говорим, встречая узников
Раздел: Политика | Просмотры: 14225 | Комментарии: 31