БАШКИРСКАЯ СТАРИНА
Знаете ли вы страну дивных красот природы, неисчерпаемых богатств золота и серебра, драгоценных камней и всяких сокровищ,— страну, где миллионы десятин нетронутой девственной земли — чернозема, заливных лугов и восхитительных долин, покрытых дикими розами и всякими цветами и ягодами,— страну, где тысячи прекрасных рек и речек, в которых ловят превосходнейшую стерлядь и форель и отдают чуть не даром и где через пятьдесят лет не останется ни одного деревца, которое уцелело бы от всеуничтожающей руки хищников и эксплуататоров народного богатства? Страна эта — Башкирия...
Прекрасная, чудная, божественная страна!.. Исполины-горы, дерзко стремящиеся в небеса, низринутые и распростертые долу кварцевые и диоритовые гиганты, волнообразные,— точно окаменевшие моря,— степи, величаво пустынные озера, то окруженные цепью гордо вздымающихся прихотливой формы вершин, то на многие версты расстилающиеся у подножия навеки заснувших хребтов Урала, гремящие с вершин и по ущельям ручьи и потоки, с которыми связаны легенды и предания, сны и грезы юности... Коленопреклоненный, благоговейно складываю я на груди своей руки и при виде этой вечной, неумирающей красоты природы громко пою гимн творцу вселенной.
Таинственная завеса скрывает еще от нас ранний период жизни Башкирии. Сведения Ибн-Фадлана и других восточных писателей относятся уже к тому времени, когда страна эта была заселена башкирами (IX—Х,вв. после Р. X.), а из путешествия итальянца Плано-Карпини (XIII в.) мы узнаем, что при Батые башкиры уже были покорены монголами и что деспоты Востока милостиво относились к этому народу. Но древние земляные укрепления, городища и валы, массы разбросанных по городам, степям и долинам курганов не башкирского происхождения свидетельствуют, что страна была заселена еще гораздо раньше появления здесь башкир. Исследования, произведенные в Башкирии за последние восемь лет, приподняли часть завесы, скрывающей далекое прошлое Башкирии. Огромное большинство доисторических памятников края относятся к чудским. Раскопки городищ и курганов показали, что первоначальное население Башкирии разделялось на оседлых и кочевых, что в некоторых пещерах находили костяки человека, в чудских перекопях (старинных рудных разработках) встречали примитивно устроенные шахты и в них похороненными заживо, во время работ чудаков; дальнейшие исследования края, быть может, в ближайшем будущем осветят прошлое Башкирии и перед нами воскреснут погибшие племена с их культурою и бытом.
По местным преданиям, как башкир, так и русских, чудь эмигрировала частью на север, а частью погибла во время нашествия в край воинственных племен (т.е. башкир).
Башкиры заняли обширнейшую территорию: на восток границею их владений был Тобол, на запад — река Кама, на север — Красноуфимский и Шадринский уезды Пермской губернии, а на юг граница этой территории доходила до самой Волги и степей киргизских, по правую сторону р. Урала.
Башкиры были народ свободолюбивый, независимый и воинственный; богатства их составляли земля, скотоводство, охота и пчеловодство. Жили они в кибитках, аулами, по долинам и у подножий гор по обе стороны Уральского хребта, по берегам рек и озер, с ранней весны поднимались на кочевки и кочевали до поздней осени. Разделялись они по родам. Каждый род имел во главе своего родоначальника или князя; но вопросы общие — о войне, недоразумениях, возникших между отдельными родами, и т. п. решали на вече (джеине, или зиине); на вече каждый взрослый имел право голоса, мог идти на войну или отказаться,— словом, управление было чисто народное, где личность, однако, не поглощалась массою или государством, наоборот, была самостоятельна, и права неприкосновенности каждого уважались и свято чтились. Башкирские князья (тарханы) принимали на себя, по выбору народа, предводительство на войне или набеге, в мирное же время власть их была строго ограничена джеином, и они играли меньшую роль, чем наши князья у новгородцев и псковичей во времена вечевого порядка. Землею башкиры пользовались безраздельно* не здая, что принадлежит одному роду, что другому: земля общая, всему народу принадлежит, и потому владели ею всё башкиры. До введения ислама (при Узбеке) они были язычниками, достигшими уже в развитии культа до степени идолопоклонства. Проповедь ислама занесли сюда, при Узбеке, восточные миссионеры; но магометанство прививалось между башкирами весьма медленно, и только за последнее время — и то не все башкиры сделались более или менее ревностными приверженцами ислама. Полигамисты, они не были деспотами в семье и нежно любили детей, в мирное время были необычайно гостеприимны и ласковы, правдивы, честны и горды. Народные песни башкир рассказывают о подвигах их батырей и батырш (богатырей и богатырин), воспевают отвагу смелых джигитов, прелести кочевок и светлую, привольную жизнь, семейный очаг и его тихие радости; а предания и легенды о реках, горах и озерах свидетельсвуют о богатой фантазии. Чем-то диким, но свежим и неотразимо обаятельным веет от народной поэзии башкир.
Прошли века,— и быт, и управление народа изменились, и сам башкир сделался неузнаваем.
Продолжительные войны с ногаями, потом с киргизами и далее с калмыками, отбившими у них стада баранов и косяки лошадей, наконец, страх, нагнанный на башкир завоеванием царств астраханского и казанского, заставили в начале второй половины XVI века башкир нынешнего Белебеевского уезда (Уфимской губ.), Минской волости, прибегнуть к покровительству русского царя. Предание говорит, что после отчаянной войны с ногайцами и междоусобиц башкир в Минской волости осталось всего четыре человека с князем Казанфером, восемнадцатилетним юношею. Вот эти четыре-то человека зимою на лыжах и отправились в Москву и поклонились Грозному Башкирию, прося царя принять весь народ в подданство. Грозный расспросил ходоков, чем богата их страна и, выслушав, милостиво согласился на принятие башкир в русское подданство, причем обложил их ясаком: кого куницею, кого медом и пожаловал собственными их землями с обещанием за себя и всех преемников своих охранять права нового народа и блюсти их землю от всяких захватов и хищений.
С этого момента начинается не легендарная, а действительная история башкирского народа.
Всю пожалованную им Грозным собственную свою землю они разделили в 7179 (1760) году на одиннадцать родов (нынешних волостей); роды эти производят от князя Казанфара и знаменитых четырех башкир, ходивших в Москву на лыжах за подданством. Засвидетельствованная копия с этой раздельной была впоследствии выдана походному старшине Ахмету Курмангулову из архива оренбургской гражданской палаты, при выписи 16-го июня 1784 года. Земли за минскими башкирами значилось тогда целые миллионы десятин. Построение первых русских городов в Башкирии (1570 г.) вызвало недовольство в среде народа, которое скоро перешло в открытое восстание. Два с лишком столетия, почти без перерывов, продолжались эти волнения, известные под именем башкирских бунтов; двести лет они боролись за свою независимость и отстаивали свои права, признанные и утвержденные за ними царем Иваном1У, подтверждаемые преемниками его, московскими царями, погибая ежегодно десятками тысяч... Во все это время шла в Башкирии колонизация русских, татар и финнов, колонизация вольная и невольная. В XVIII столетии башкиры первые показали русским промышленникам чудские копи, и с этих пор началась в крае горнозаводская промышленность; из башкирских земель сотнями тысяч десятин отхватывались или приобретались покупкою (за десяток баранов или фунт чаю) необозримые палестины под горные заводы. Из башкир и припущенников их (мещеряков и тептярей) было образовано особое войско; затем башкир разделили на кантоны, с особыми кантонными попечителями, стряпчими, кантонными начальниками, их помощниками, письмоводителями и писарями. Это управление кантонное уничтожено в 60-х годах нашего столетия. Башкиры несли все натуральные повинности, какие только могла тогда измыслить местная администрация: как казаки, они обязаны были служить и охранять границы русских владений от соседних неприятельских нам народов, иметь на свой счет лошадь, сбрую и корм, на собственный кошт обмундироваться и содержать себя, делать и чинить дороги и мосты, бесплатно доставлять лес и руду на казенные заводы, безвозмездно возить камень, кирпич и весь строительный материал на возведение Менового двора, Караван-сарая и казенных домов в Оренбурге и Уфе, сами и также бесплатно их построить, содержать на свой счет целую орду чиновников, больницы, ямскую гоньбу и т. д. и т. д. без конца. За время управления краем генерал-губернаторства у башкир явилось много русских героев, сменивших прежних их батырей; башкирские курайчи (дудочники) играют теперь на чибизге и воспевают славные деяния генерал-губернаторов, кантонных чиновников и Прочих героев управления краем. Самым популярным генерал-губернатором является Перовский, оставивший нам любопытные записки о своей деятельности за время генерал-губернаторства (часть их была помещена в «Русской старине»). Вы можете услышать от курайчев былины об этом, поистине, герое народного трепета и ужаса... Для него ровно ничего не стоило повесить человека, закопать живыми в землю целое семейство муллы и затем самого муллу... Приведу одну былину о Перовском. Это — былина о некоем, своего рода, изобретенном самим Перовским телеграфе из живых людей. Перовский имел обыкновение каждое лето уезжать на дачу в Башкирию, за 120 верст от Оренбурга; до сих пор место дачной жизни башкирского героя из русских чиновников называется «кочевкою Перовского».
«Перовский гулял (приехал) на кочевку. Аи, аи, как хорошо живет на кочевке Перовский! Бульно хороша, беда как хороша! Дом большой — куда наша соборная мечеть! — дом хороший на высокой горе... У генерала на часах офицеры, полковники... Перовский ходит по комнате, курит из длинной трубки табак и пускает клубами дым кверху. Беда, ежели кто дунет или чихнет в это время: медведя так не испугаешься, как испугает Перовский, когда закричит он на человека!
«Гуляет Перовский на кочевке. Хорошо гуляет; бульно ладно ему на кочевке жить. Надо Перовскому в Оренбург бумаги посылать, надо ему из Оренбурга бумаги получить, бумаги все важные... Кому поверит Перовский, на кого он положиться может? Верный народ — башкиры. Перовский ставит от кочевки до Оренбурга казаков-башкир, на каждой версте по одному человеку верхом. Надо Перовскому до Оренбурга важную бумагу пустить.
Башкир-казак хватает бумагу, стрелой летит с пакетом и шибко кричит; навстречу ему летит другой казак-башкир, вырывает из рук первого пакет, стрелой летит дальше и шибко кричит; навстречу ему летит третий башкир, хватает бумагу, стрелой летит дальше и шибко кричит; навстречу ему несется четвертый казак-башкир, хватает из рук бумагу, стрелой летит дальше и шибко кричит. Так летят друг к другу казаки-башкиры, хватают бумагу Перовского, шибко кричат и через час доставляют пакет в Оренбург.
«А от Оренбурга летит с бумагою к Перовскому опять казак-башкир, летит стрелой и шибко кричит; навстречу к башкиру летит другой казак-башкир, хватает пакет, летит стрелою и шибко кричит. Через час стодвадцатый башкир доставляет Перовскому казенный пакет с бумагою. «Молодец, башкир»,— скажет генерал и сейчас дает новую бумагу, велит казаку-башкиру в час доставить в Оренбург!
Большой человек был генерал Перовский, много он давал бумаг казакам-башкирам и каждый день гонял их в Оренбург!»
Таков был способ сношения с Оренбургом Перовского. Посредством точно такого же телеграфа он сносился и с своими друзьями, из которых особенно близок к нему был Циал-ковский, знаменитый сподвижник его по Хивинскому похода' в 1839 году.
— Хороший был генерал? — спросишь башкир о Перовском.
— Бульно хороший был человек,— услышишь в ответ.— Беда какой был важный и хороший генерал. Башкир в зубы бил, в лица плевал и деньга много давал.
Большой популярностью среди башкир пользовались и кантонные попечители и начальники, их помощники и даже писаря. Едет кантонный писарь, лошади под ним — не лошади, а настоящие звери, несут анафемски; провожают кантонного писаря десять вооруженных казаков-башкир. Летит писарь, в руке у него нагайка, и хлещет он направо и налево этою нагайкою всякого, кто опоздает своротить из встречных с обозами или налегке — все единственно, лупит и тех и других... А как встречали и принимали кантонных попечителей, то нынче так не встречают самих губернаторов. Везли его на двенадцати лошадях; впереди скачут двенадцать казаков-башкир, по бокам экипажа верховые офицеры, за экипажем опять десятка два башкир. О выезде попечителя знали аулы заранее, а потому всякие сообщения, конные и пешие, по тому пути, по которому ехал попечитель, временно прекращались: помилуй бог, если бы кто попался на дороге да сплоховал, не свернул,— запорют тут же, на месте, до полусмерти! Подъезжает к деревне,— все население встречает попечителя; задумал где остановиться,— угощения; вина, к чаю ром; за обедом подавай шампанское, а по окончании — женщины и в карман «деньга клади». Не догадались, сделали какое-либо опущение,— сейчас же драть, мало положили денег в карман — драть, «баба» не понравилась — драть... Наученные опытом, башкиры знали, что требует попечитель, и каждый раз, когда заслышат о его наезде, заранее припасались... Кантонные попечители, большею частью из оренбургских казаков, в чинах не высоких, а то и совсем без чинов, управляли башкирским народом и насаждали цивилизацию: ограничивали кочевки, заставляли кибитки заменять избами, вводили хлебопашество, собирали деньги в башкирский капитал, ан средства из которого заводились башкирские больницы, оставшиеся чаще всего с докторами, фельдшерами и больничной прислугой, но без больных, строили на этот капитал разные казенные помещения и т. п.; держали народ в страхе и трепете, неупустительно брали с башкир всюду натурою и деньгами, постоянно их пороли и вели народ к мирному житию и благоденствию. В числе многих героев из кантонных попечителей народная память сохранила в особенности имя и деяния одного, известного у башкир под именем Филатки (современник Перовского, умерший в 50-х годах). Этот герой и деятель не довольствовался общею программою попечительства; он стремился к искоренению в башкирах всего башкирского, старался произвести нивелировку и обратить их, если не в европейцев или в русских, то, по крайней мере, в безгласных скотов. Вот как рисуется этот герой по свежим народным преданиям, составляющим общее и нераздельное достояние всех башкир.
«Пошел гулять Филатка по кантону. Летят казаки с нагайками, весело по сторонам Филатки скачут офицеры с нагайками, позади Филатки несутся казаки-башкиры с нагайками, а сам Филатка в руках держит нагайку больше и толще всех. Весело, аи, аи, как весело и шибко гуляет Филатка по кантонам. Налетел Филатка на аул.
— Ломайте свои чувалы, кладите везде голландки! — приказывает Филатка.
— Наш народ не знает твоих голандка, дедушка наш строил чувал,— отвечают башкиры.
— Не знаете голландки? Так я вас научу, собаки!.. Драть! Казаки-башкиры споскакали с лошадей, принялись наших
башкир хлестать нагайками... Долго хлестали, всех передрали.
— Вот вам от меня план: делайте кирпич и кладите голландки.
Обедал у волостного, пил вино.
Гуляет в другой раз Филатка. Наскакал на аул.
— В каких вы, собаки, рубахах ходите? — спрашивает.
— А гляди, сам ты видишь, какую рубаху носит башкурт.
— Снимай свою рубаху и надевай другую. Вот вам новая форма!
Глядят башкиры. Точно: Филатка тащил (принес или привез) с собою новую форму,— рубаху русскую.
— По этой форме сшить всем рубахи. Через неделю я опять буду к вам гулять,— смотрите, чтобы у меня все было готово!
— Бабы наши не бульно мастерицы по-русскому шить...
— Я вам, пожалуй, покажу, а вы своих баб научите. Драть! Отодрал. У волостного обедал, вино пил.
Дальше пошел гулять Филатка по аулам. Везде новую форму вводил, везде башкир драл...
Задумались башкиры: как быть? Стали гулять из аула в аул, калякать между собою, как беде пособить. Удумали обмануть Филатку.
Опять гуляет Филатка. Мы встречаем его.
— А, в новых рубахах? Все?
— Гляди, сам видишь.
— Ладно. За это жалую вам новую форму: русские портки с гашником!
— Нельзя ли, начальник, уволить от русских портков?
— Вы бунтовать?.. Драть!
Отодрал. У волостного обедал, вино пил.
Поскакал Филатка в другой аул. Там на башкирах уж новая форма,— русские рубахи. Филатка в другой аул,— там новая форма. Похвалил, велел всем новую форму делать,— портки шить, для порядка отодрал, кого хотел, и домой назад гулял.
И дурак же этот кантонный Филатка, большой дурак! Он, дурак, и не догадался, что во всех аулах на башкуртах были надеты одни и те же рубахи: от нас возили... Пока Филатка из аула нашего ехал до другого аула, башкурт садился верхом, забирал с собою все наши рубахи и айда прямой дорогой в соседний аул,-— раньше Филатки приезжал. Смеялись мы, много смеялись над Филаткой. Ах, какой дурак этот Филатка, большой дурак!
Новую форму ввели. Сшили портки. Опять Филатку обманули. Гуляет по аулам Филатка, видит башкир в новой форме и не сдогадается, что это все одна форма. Дурак, большой дурак Филатка!
А поймал Филатка башкир. Гулял Филатка по аулам, вводил опять новую форму: вместо гашника у порток пуговицы медные велел нашивать. Бульно нову форму любил кантонный!.. Летит Филатка в наш аул, а мы ждем, когда из другого аула к нам новую форму привезут: с медными пуговицами портки... Прискакал башкурт: мы к нему на улицу, давай новую форму на себя надевать; надеваем среди улицы, а Филатка в аул... Увидел, разбойник!
— Бунтовщики! — медведем на весь аул заревел Филатка. — Властям законным не повиноваться?! Повесить, расстрелять вас всех, собак!
Ни одного аула не оставил в покое: одного за другим, поочередно, передрал нас Филатка! А что привез нам башкурт новую форму, так того до смерти засек Филатка...
Много везде вина Филатка пил, много денег с башкурт брал и много наших девок и баб, разбойник, портил!»
Таковы башкирские герои сороковых и пятидесятых годов. К сожалению, трудно, почти невозможно, во всей полноте, со всеми красотами и юмором, передать по-русски эти перлы народного эпоса и новейшей башкирской поэзии!
К той же эпохе относятся и предания башкир о приобретении местными помещиками башкирских земель, отбивании стад и табунов и т.п. Все эти помещики теперь —владельцы десятков, сотен тысяч десятин земли.
Кантонных попечителей сменили мировые посредники, продолжавшие дело своих знаменитых предшественников и насаждавшие нечто и свое новое. Они с усердием, достойным лучшей доли, стремились к уничтожению башкирских кочевок, что повлекло за собою упадок скотоводства, вводили новую «форму» печей, изб и экипажей, всеми силами способствовали «дешевой покупке» кулаками и местными помещиками башкирских земель, а некоторые и сами для себя «приобретали участочки»... Кантонные попечители, хотя на руку охулки и не клали, драли с башкир деньгами и натурою, но других, со стороны, за исключением разве очень важных персон, обдирать башкир не допускали, памятуя хорошо премудрые слова: один стрижет овцу, опять шерсть отрастет и стриги ее до скончания живота; а ежели ту же овцу да все будут стричь,— шерсти и на одного тогда не хватит. Иначе повели дело посредники,— стригли сами и другим вволю давали стричь: десятки, сотни тысяч десятин черноземных степей, заливных лугов и девственных лесов переходили от башкир в руки помещиков, врачей, купцов и всякого звания хищников. При мировых посредниках впервые явился в местном лексиконе термин: «дешевые покупки башкирских земель»... Особенно в отношении этого беспардонного, самого нахального способа расхищения башкирских земель прославилась и стяжала себе венок бессмертия Уфимская губерния; там что ни шаг, то крупный землевладелец на счет башкир: недавний бедняк помещик — теперь крупный землевладелец и богач, чиновник — землевладелец, врач — землевладелец, мещанин, торговавший прежде дохлыми собаками и старыми подошвами от сапог,— крупный землевладелец и купец,— везде землевладельцы, винокуренные заводчики, люди все солидные, с положением, и мастера на разные гешефты. Всякий свежий человек, посетивший Уфимскую Башкирию, найдет, что там — чудеса, там лешие хотя зря не бродят и никого в лес не заводят (лесов нет, ибо давно ухитрились все оголить), но ловкие люди сумели башкир с их земли свести и пустить с одним пером в... на вольный воздух: лети прямо в рай Магомета!
Справедливость требует, однако, сказать, что не все мировые посредники занимались только тем, что вводили «новую форму», были ревностными реформаторами на азиатский манер, усердно споспешествовали отрешению башкир от земного и полету в рай Магомета; были между посредниками и люди, вполне понимавшие свою задачу, искренне желавшие принести пользу краю и много трудившиеся в этом направлении; но таких людей, к сожалению, было немного... Благодарную и хорошую память в Оренбургской губернии оставил по себе бывший мировой посредник Н. А. Середа. В качестве посредника он много сделал добра, и башкиры о нем до сих пор вспоминают с большим сочувствием и благодарностью.
— Сирота... (так башкиры зовут г. Середу). О, хороший он человек, он бульно жалел башкурта, спасибо ему!..
Институт мировых посредников был уничтожен. Их сменили непременные члены с присутствиями — люди, мало или совсем не подготовленные к своему делу и потому совсем не удовлетворяющие своему назначению; явились урядники; волостные и сельские начальники превратились в чиновников; поборы и притеснения всякого рода увеличились...
Но здесь следует остановиться: мы нечаянно переступили за границу башкирской старины и очутились в новейших временах, лицом к лицу с настоящей действительностью. Поспешим поставить точку.
Башкирская старина
Раздел: История | Просмотры: 27330 | Комментарии: 33