Указ 1622 г.: «... А в своих дворах татарам крещеных латышей и русских людей отнюдь не держати и на государеву службу им с собою имати не велено, чтоб однолично татаровя руских людей никоторыми мерами не басурманили и православной крестьянской веры не поругались. И служилых руских людей татаром приимати и за дворы тут им с ними быть вместе и оскверненье им от татар будет по-прежнему, потому что запасы и суды на службе будут с ними одни, а розных судов и запасов им на службу с собою на русских людей не на-возитца...» // Законодательные акты Русского государства второй половины XVI – первой половины XVII века. Л., 1986. № 119. С. 113.
Еще грамота Федора Ивановича от 1593 г. зафиксировала наличие у определенной части татарского общества холопов – зависимых людей различного происхождения. Это были русские, попавшие в кабалу за неуплату долгов или добровольно, «немецкие полоняники», представлявшие собой в основном литовцев и латышей, взятых татарами в плен в ходе Ливонской войны или же перекупленных у русских служилых людей и новокрещен, а также калмыки и мордва(44). Указ 1622 г. оставил за татарами право владения холопами, однако существенно ограничил его. Непосредственной целью данного правового акта являлось уничтожение практики совместного проживания помещиков и вотчинников из числа мусульман с принадлежавшими им православными холопами (русскими и принявшими православие латышами).
Для практической реализации замысла всю холопью массу, находившуюся в собственности некрещеных татар, разделили на две части, установив для обеих безусловный запрет на жительство в «господских дворах». Люди, относившиеся к низшей части холопьего контингента, названные в указе «пашенными» холопами, могли с непременного их добровольного согласия селиться вне господских усадеб, в специально отведенных для этого отдельных дворах. Что касается второй категории — «служилых холопов», то ими владеть татарам запрещалось вовсе, безотносительно от места проживания. Такой запрет объяснялся тем, что в походной военной жизни невозможно было избежать контактов, совместного ночлега и трапезы православных служилых холопов и их некрещеных господ. Царское правительство внимательно следило за тем, чтобы «татаровя русских людей никоторыми мерами не бусурманили и православной крестьянской веры не поругались»(45), и стремилось устранить саму возможность возникновения подобных ситуаций.
По существу этот запрет был одним из частных проявлений общего правила. В указе, изданном не позднее 16 июля 1622 г., есть упоминание о более раннем законодательном установлении, которым было определено русских православных людей «от татар... освободити на волю»(46). Однако сам факт выхода указа 1622 г. свидетельствует, что вышеупомянутое повеление не соблюдалось. Косвенным подтверждением этого является содержащаяся в тексте указа оговорка относительно латышей, изъявивших желание принять православие. Православие еще не стало фактором, гарантирующим освобождение от кабалы. Иначе законодатели не стали бы запрещать крестить тех латышей, про которых стало известно, что их намерение принять православие вызвано желанием избавиться таким способом от холопьей зависимости(47).
Такую «уступку» татарским помещикам следует рассматривать как пережиток прежней правовой практики, которая в течение XVII столетия полностью изживается. Освобождение от личной зависимости в обмен на принятие православной веры становится со временем сильнейшим рычагом давления на нерусских феодалов, средством побуждения их к перемене веры. Без сомнения, появление указа 1622 г. факт не случайный. Издание его с подачи патриарха Филарета фактически означало очередную попытку наступления на ислам(48). То, что наступление было на мусульман–помещиков, а не на татар–помещиков, – несомненно. Принявший крещение, и соответственно, сохранивший холопов, служилый татарин оставался татарином, но переставал быть мусульманином. Конечно, можно возразить, что в те времена понятия «татарин» и «мусульманин» были практически синонимами, и многие представители татарской феодальной верхушки, потеряв веру, действительно меняли национальную принадлежность. Но этот процесс шел в течение жизни нескольких поколений и всегда был связан с ассимиляцией. Не смешивавшиеся с русскими татары сохраняли и язык, и обычаи, невзирая на свое православное вероисповедание.
Успех миссионерской деятельности в тот период оценивался по ее видимым количественным результатам. Полная русификация изначально предполагалась как процесс длительный, перемена же веры – акт практически единовременный. Совершен обряд крещения – и для русских властей ты уже почти «наш» – православный. Такая ориентация на внешнюю сторону дела была характерна и для последующего времени, получив наибольшее воплощение в царствование Елизаветы Петровны. Только в XIX в. под воздействием массового возвращения крещеных татар в мусульманство правительство стало больше обращать внимание на качественную сторону христианизации.
Вообще говоря о том, какой из двух факторов: национальный или религиозный в большей степени сказывался на правовом положении нерусского населения в Российском государстве, нельзя не согласиться с точкой зрения О.И.Чистякова, подчеркивающего определяющую роль вероисповедания. «Сам по себе национальный статус не влиял на положение человека... Имело значение другое – вероисповедание... Человек не может изменить свою национальную принадлежность, но имеет возможность с большими или меньшими трудностями изменить вероисповедание, а значит, и весь свой государственно–правовой статус. Поэтому, с точки зрения закона, например, иудей, принявший крещение и ставший православным, получал все права, которые имел и любой русский человек, принадлежавший к соответствующему сословию. То же касалось мусульман, католиков и прочих...»(49).
Именно фактор вероисповедания обусловил значительное сходство указов, регулирующих правовое положение татарского служилого сословия, с актами, касающимися «иноземцев», состоящих на русской службе. Последних объединяло с татарами то, что каноны их веры (христианские по своей сути. – А.Н.) не признавались в государстве, опорой которого было православие. К примеру, на рубеже 1627–1628 гг. появляется указ «О запрещении неправославным иноземцам владеть православными людьми, живущими в городских дворах»(50). При ближайшем рассмотрении выясняется, что прообразом данного законодательного акта послужил указ 1622 г., и норма, заложенная в нем в отношении татар, была распространена теперь на всех иноземцев, проживавших в Российском государстве.
Фактически указ 1622 г. можно считать наиболее ранним документальным подтверждением практики, запрещавшей нехристианам владеть православными холопами. Учитывая тот факт, что данное законодательное установление вошло составной частью в Соборное уложение 1649 г., есть основания утверждать, что на татарах зачастую обкатывались законодательные нормы, получившие затем общегосударственное применение(51). Впрочем, встречались и ситуации обратного порядка. Так, не позднее 8 мая 1630 г. вышел указ «О запрещении иноземцам продавать и обменивать данные им поместные и вотчинные земли»(52). Адресован он был «иноземцы розных государьств», испомещенным в русских городах. Им запрещалось продавать и обмениваться землями между собой и с русскими служилыми людьми. То и другое допускалось только со специального разрешения верховной власти и оформлялось через Иноземский и Поместный приказы. Впервые такое запрещение встречается в боярском приговоре, состоявшемся не позднее 27 ноября 1613 г. и предписывавшем отдавать выморочные поместья иноземцев только иноземцам(53). Упомянутые указы послужили основой для указа, вышедшего не позднее 30 апреля 1635 г., запрещавшего дворянам и детям боярским покупать, принимать в заклад и нанимать поместные земли татар(54).
Непосредственным поводом для его издания была челобитная арзамасских мурз и татар на «арзамасских же мурз и татар, что те мурзы и татарове, не хотя государевы службы служить, поместья свои и вотчины продали, и заложили, и в наем на многие лета отдали московским и иных городов дворяном, и детем боярским, и всяких чинов людем»(55). Запрещение государством совершения каких-либо сделок с землями татарских феодалов, последовавшее после нее, можно оценивать двояко. С одной стороны, оно как будто имело положительное значение для данной группы татарского населения.
Создавалось нечто вроде особого земельного фонда, перераспределение земель в котором было возможно только внутри определенной группы – служилых татар. Такое обособление позволяло избежать размывания земельных пожалований, перехода их в руки русских помещиков и, соответственно, способствовало сохранению татарского служилого сословия как особой социально–этнической категории.
С другой стороны, установление подобного порядка землевладения оборачивалось для татарских феодалов существенным ущемлением их владельческих прав. Указывая на подобные ограничения, Н.А.Фирсов сравнивал их с тем, что «если бы было узаконено, что платою получаемою за труд нельзя пользоваться на правах полного ее собственника, нельзя на нее приобрести у одних людей то, что у других можно»(56). Из-за этого земля теряла в глазах татар–землевладельцев определенную долю своей ценности.
Хотя с точки зрения закона введение запрета на операции с земельной собственностью нерусских феодалов означало, что владения русских служилых людей также перераспределялись только между ними, на практике это было не так. Анализ законодательных документов свидетельствует, что данная правовая норма не работала, межэтнические сделки совершались в основном в пользу русских владельцев. Не случайно указ 1635 г. был адресован прежде всего русским дворянам и детям боярским(57).
Из его содержания явствует и такой немаловажный факт, как стремление части татарской феодальной верхушки всяческими способами уклониться от несения службы в русском войске. Указ сообщает о том, что продав, заложив или сдав в наем свои поместные и вотчинные владения, некоторые арзамасские мурзы и татары «пошли жить в Казань и в Свияжской и в Казанской пригороды, и живут в татарских и черемисских деревнях»(58).
Несомненно, подобное явление не ограничивалось одним Арзамасским уездом, так как было характерным для того времени. На наш взгляд, оно было вызвано целым рядом взаимосвязанных между собой причин. По свидетельству Е.И.Чернышева, к середине XVII в. подавляющее большинство служилых татар не имело крестьян. К примеру, в 1646 г. в Казанском уезде было 619 дворов служилых татар–помещиков. Из них 449 помещиков (72,3%) не имели крестьян и бобылей(59). Да и из оставшихся 170 едва ли можно было насчитать 25 человек с более или менее значительными поместьями. Большинство служилых татар владело земельными угодьями, однако в их распоряжении было лишь один-два крестьянских двора или два-три дворовых человека, обслуживающих помещика, но не обрабатывающих землю(60). В таких условиях, когда поместья не приносили дохода, выглядит вполне естественным желание их владельцев сбыть эту землю каким-либо образом, избавившись тем самым от обязанности служить, а нередко – погибать за нее.
Не следует забывать и то, что одной из отличительных черт политики государства в этот период было стремление оторвать служилых татар от обстановки, которая способствовала бы консолидации татарского феодального класса, сохранению его этнической и религиозной самобытности. Из-за этого татар испомещали в средней полосе России, в областях с русским населением. Поэтому оставление ими поместий и бегство на историческую родину можно расценивать как своеобразную форму противодействия грозящей русификации и ассимиляции.
Подводя итоги рассмотрению законодательства о татарах второй половины XVI–первой половины XVII вв., отметим ряд моментов, характеризующих его особенности:
во-первых, необходимо указать на узость источниковой базы этого периода. По существу в распоряжении исследователей имеется всего лишь пять-шесть документов, так или иначе характеризующих правовое положение татарского населения;
во-вторых, следует отметить, что уже с 1550-х гг. политика, проводимая царским правительством в Среднем Поволжье, имела ярко выраженную антимусульманскую направленность. Не добившись зримых результатов в христианизации широких слоев татарского общества, центральная власть делает ставку на обращение в православие представителей татарской феодальной верхушки. Анализ законодательства показывает, что с 1620-х гг. принадлежность к мусульманской конфессии становится фактором, негативно сказывающимся на реализации служилыми татарами прав на землю и зависимых людей;
в-третьих, действия правительства по отношению к татарскому служилому классу отмечены печатью противоречивости. Московским правящим кругам приходилось умерять свои антимусульманские устремления, соотносить их с военными интересами государства. Оборотной стороной ограничения владельческих прав татарских феодалов было их обнищание и деклассирование, а следовательно, невозможность нести воинскую службу. Это вынуждало правительство избегать форсирования указанных процессов.
Примечания
1 Более полную информацию о документах указанного периода см. в книге: Ермолаев И.П. Казанский край во второй половине XVI-XVII вв. – Казань, 1980.
2 Веселовский СБ. Вступительная лекция к практическим занятиям по истории русского права, прочитанная в Московском университете // Труды по источниковедению и истории России периода феодализма. – М., 1978. – С. 301
3 Павленко Н.И. Идеи абсолютизма в законодательстве XVIII века тизм в России XVII-XVIII вв. – М., 1964. – С. 416.
4 Владимирскш–Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. – Киев, 1905. –С. 4; Филиппов А.Н. Учебник истории русского права. – Юрьев, 1912. –С. 17.
5 Владимирский–Буданов М.Ф. Указ. соч. – С. 4.
6 Филиппов А.Н. Указ. соч. – С. 31.
7 Владимирский–Буданов М.Ф. Указ. соч. – С. 90.
8 Чиркин В.Е. Мусульманская концепция права // Мусульманское право. Структура и основные институты. – М., 1984. – С. 11; Шариат // Ислам: энциклопедический словарь. – М., 1991. – С. 292-294.
9 Каппелер А. Россия – многонациональная империя: Возникновение. История. Распад / Пер. с нем. С.Червонной. – М., 1996. – С. 18.
10 Фаизов Г.Б. Государственно–исламские отношения в Поволжье и При-уралье. – Уфа, 1995. - С. 38.
11 Худяков М.Г. Очерки по истории Казанского ханства. – Казань, 1990. – С. 196.
12 Головашенко А. История России: спорные проблемы. – М., 1994. – С. 82-84.
13 Виппер Р. Иван Грозный. – М., 1922. – С. 34.
14 Каппелер А. Россия – многонациональная империя... – С. 28.
15 Каштанов СМ. Земельно-иммунитетная политика русского правительства в Казанском крае в 50-х годах XVI в. // Ученые записки Казанского гос. пед. ин-та. Вып. 80. Казань, 1970. – С. 164-165.
16 Ермолаев И. П. Среднее Поволжье ... – С. 14.
17 Об этих событиях см.: Ермолаев И.П. Указ. соч. – С. 16—26.
18 ААЭ. – Т. 1. – № 241. – С. 259.
19 ААЭ. – Т. 1. – № 241. – С. 260.
20 Там же.
21 Градовский А. Д. История местного управления в России нений. – СПб., 1899. – Т. 2. – С. 372-373. // Собрание сочинений. – СПб., 1899. – Т.2. – С. 372-373.
22 ААЭ. – Т. 1. – № 358. – С. 436-439
23 Там же. – С. 436.
24 Там же. – С. 437.
25 Там же. – С. 438.
26 Фирсов И.А. Положение инородцев ... – С. 213-214; Можаровский А.Ф. Изложение хода миссионерского дела ... – С. 26-27; Григорьев А.Н. Христианизация нерусских народностей как один из методов национально–колониальной политики царизма // Материалы по истории Татарии. – Казань, 1948. – Вып. 1. – С. 226-286; Исхаки Г. Идель–Урал. – Казань, 1991. – С. 23 и др.
27 ААЭ. – Т. 1. – № 358. – С. 437.
28 Там же.
29 Там же. – С. 438.
30 Макаров Д.М. Осуществление политики царизма по христианизации чувашей в XVI-XVIII веках // Вопросы социально–экономической и политической истории Среднего Поволжья и Приуралья периода феодализма. – Чебок-сары, 1973. – С. 48.
31 ААЭ. – Т. 1. – № 358. – С. 438.
32 Владимирский–Буданов М.Ф. Обзор истории... – С. 127.
33 Ермолаев И.П. Среднее Поволжье... – С. 64.
34 ААЭ. – Т.1. – №245. – С. 267-268; Фирсов Н.А. Положение инородцев... – С. 109.
35 Степанов Р.Н. К вопросу о служилых и ясачных татарах // Сборник аспирантских работ. Право, история, филология. – Казань, 1964. – С. 63.
36 По данным А.В. Чернова, относящимся к 1630 г., число ратных людей из представителей народов Среднего Поволжья (татар, чувашей, мордвы) составляло 18701 человек. Эта цифра составляла около 20% от общей численности русского войска (92555 человек): Чернов А.В. Вооруженные силы русского государства в XV-XVII веках. – М., 1954. – С. 130.
37 См.: ААЭ. – Т. 2. – № 89. – С. 161-183; № 97. – С. 194; № 100. С. 198; № 104. – С. 203-206; Т. 188. – С. 318-327 и др.
38 АИ. – Т. 2. – № 307. – С. 364-365.
39 Черепнин Л.В. Земские соборы Русского государства в XVI-XVII вв. – М., 1978. – С. 173, 174, 230.
40 Законодательные акты Русского государства второй половины XVI-первой половины XVII вв.: Тексты. – Л., 1986. – № 78. – С. 86.
41 Там же. – № 79. – С. 85.
42 Пресняков А.Е. Российские самодержцы. – М., 1990. – С. 18.
43 Законодательные акты... – № 119. – С. 113.
44 ААЭ. – Т. 1. - № 358. – С. 438-439.
45 Законодательные акты... – № 119. – С. 113.
46 Там же.
47 Там же.
48 В комментарии к данному указу В.М.Панеях отмечает: «Вызванный религиозным фанатизмом и нетерпимостью, указ был подготовлен, вероятно, под влиянием патриарха Филарета». (Законодательные акты Русского государства второй половины XVI-первой половины XVII вв. Комментарии. – Л., 1987. – С.146.).
49 Чистяков О. И. О политико–правовом опыте и традициях России ник Моск. ун-та. Серия 11. Право. – 1990. – № 2. – С. 13-14.
50 Законодательные акты... – № 166. – С. 138.
51 ПСЗ-1. – Т. 1. – № 1. – С. 128-129.
52 Законодательные акты... № 198. – С. 156.
53 Там же. – № 69. – С. 82.
54 Там же. – № 224. – С. 165-166.
55 Там же.
56 Фирсов Н.А. Положение инородцев... – С. 110.
57 Распорядительная часть указа начинается следующими словами: «И государь царь и великий князь Михаил Федорович... указал... московским и из городов дворяном, и детем боярским, и всяких чинов людем в городех у мурз и у татар их поместных и всяких земель покупати и меняти, и в заклад, и в наем, и здачею имати не велел...». См.: Законодательные акты... – № 224. – С. 166.
58 Там же.
59 Чернышев Е.И. Татарская деревня второй половины XVI и XVII вв. //. Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1961 г. – Рига, 1963. – С. 182.
60 Там же.
Часть вторая: Вхождение народов Среднего Поволжья в российское правовое пространство
Раздел: История | Просмотры: 36588 | Комментарии: 55