Книги Войновича переведены на многое языки мира, а сам он из 10 классов средней школы смог закончить только пять. Подростком объездил с родителями всю страну и шутил над их тягой к переездам. В зрелом возрасте побывал в Башкирии, когда его отец неожиданно обменял коммуналку у моря в Керчи на квартиру в Октябрьском...

Эту историю Войнович описывает так. Родители искали обмен. К ним по объявлению пришел человек. Объяснил, что он из Башкирии, из города Октябрьский, у него больной сын, которому нужен морской воздух. И мой папа сказал: «Это наша судьба». Он поехал на разведку, оттуда дал маме телеграмму, которую подписал «твой октябренок». Я был решительно против, но остановить родителей было уже невозможно. Они собрали вещи и переехали в Октябрьский.

- Безликий чужой город с климатом слишком суровым для пожилых людей, привыкших к жизни в теплых широтах, – пишет Войнович, навещавший родителей под новый, 1968-й год. В Октябрьском похоронена его бабушка, могила которой вероятно затерялась, потому что и здесь они не задержались.

Лучше, чем этот автор, о юбиляре я не скажу, поэтому буду цитировать самого Войновича:

- С нужными людьми (их еще называют «нужниками») я дружить не умел, и сейчас не научился.

***

- Письмо Брежневу я разослал радиостанциям, вещавшим на СССР, и в «Зюддойче Цайтунг». Из газеты позвонили с просьбой:

- Вы пишете «господин Брежнев». У нас так не принято. У нас принято обращаться к людям «многоуважаемый господин». Мы с вашего разрешения...

- Извините, не разрешаю. После нанесенного мне господином Брежневым оскорбления я его «много уважать» не собираюсь. Оставьте как есть. Просто «господин». Хорошо даже, если вы напишете это немецкое слово Herr в русской транскрипции.

***

- Я встречал очень многих немцев, которые представляли себе русских такими, каким нас хотела воспитать советская пропаганда: живущими только мечтами о светлом будущем и равнодушными к сегодняшним материальным благам.

Банкир Клаус Ценц, которому я много рассказывал о Советском Союзе и советских людях, казалось, слушал меня внимательно, но встреча с реальным советским человеком его потрясла.

- К нам в банк, — сказал он мне, — приехал для переговоров какой-то ваш министр. Сразу потребовал, чтобы его поселили в «Четыре времени года» — самая дорогая гостиница в Мюнхене, чтобы по утрам ему подавали черный «Мерседес», а когда мы составили договор, он только бегло его просмотрел и сказал, что подпишет его, как только мы переведем два процента на его личный счет в швейцарском банке. Нормальный человек, — заключил свой рассказ удивленный Клаус.

- А помоему, — сказал я, — он нормальный преступник. И вы преступники, если согласились на его условия.

- Нет, — объяснил мне Ценц, — мы не преступники. Наш закон позволяет нам подкупать чиновников недружественного нам государства.

***

- Однажды Бенедикт Сарнов, Фазиль Искандер, Владимир Корнилов и я по дороге из пивной зашли к Световым. Дома была только Зоя. Приняла нас вполне дружелюбно. На столе, даже, может быть, напоказ, лежала религиозная литература, включая «Вестник патриархии». К патриархии тогда, как и сейчас, я относился без большого почтения, взял «Вестник» в руки и сказал: «Интересно, тут есть чтонибудь про израильскую военщину?» Зоя ответила: «Могу с тобой на что угодно поспорить, тут этого нет и не может быть». — «Ну, сейчас посмотрим». На первой же странице, которую я открыл наугад, было написано: «израильская военщина…» Мои спутники засмеялись. Зоя смутилась, разозлилась, стала ругаться, и мы, обруганные, ушли. Потом она говорила, что мы приходили и глумились над верой. Стоит ли уточнять, что я глумился не над верой, а над «Вестником патриархии», что не одно и то же.

***

- Есть такое выражение – бессловесная скотина. Это, в прямом смысле, про вола. Вол – самое работящее, неприхотливое и безропотное животное. Он ничего от своих хозяев не требует, кроме еды и воды. Больше ему ничего не нужно. Причем кормить вола можно чем попало. Есть сено - хорошо. Нет - сойдет и солома.

Лошадь по сравнению с волом аристократка. На нее надевают сбрую; часто нарядную, со всякими украшениями, побрякушками, колокольчиками. Ее покрывают расписной попоной. Ей дают пахучее сено, клевер, а по возможности и овес. А хороший хозяин и куском рафинада угостит. Да при этом погладит ей морду, потреплет холку, шею снизу потрет и посмотрит, как она улыбается. А еще ведь лошадь и купают, и чистят, и хвост расчешут, и гриву косичками заплетут, и челку подправят. Как-нибудь похоже обращаться с волом никому и в голову не приходит. Ну, бывает, иногда между рог почешут слегка, ему и это приятно, но смотрит он удивленно: с чего бы такая милость?

Вола ничем не балуют и ничем не украшают. Для него есть ярмо - две деревянных колоды, скрепленных железными штырями - занозами. Его к этому ярму надо только подвести, а уж голову он сам подставит.

Даже люди, управляющие лошадьми и волами, по-разному выглядят и называются. Лошадьми в давние времена правили кучера, ямщики в каких-нибудь тоже расшитых камзолах, в расписных рукавицах, в шапках нарядных. Про них слагались песни заунывные ("Степь да степь кругом"), романсы лирические ("Ямщик, не гони лошадей"). У волов же никаких кучеров-ямщиков нет. У них - погонщик. В длинном зипуне, стоптанных чоботах, в драном каком-нибудь малахае и с хворостиной в руке, сам по себе личность зачуханная и романсами не прославленная.

Преимущество у вола перед лошадью только одно - его никогда не бьют сильно. Не потому, что жалеют, а потому, что не нужно и бесполезно. Быстро он не побежит, хоть убей. А медленно идет без битья. Поэтому его лишь слегка постукивают палкой по костлявому хребту, давая понять, прямо ль идти или куда заворачивать.

(вроде бы о скотине, но кажется Войнович иносказательно берет глубже)

***

Повесть Войновича «Шапка» – одна из лучших вещей. В 1990-м была экранизирована. Здесь два ролика для затравки, на третьем – фильм целиком.

Видео:

Сергей Орлов, Уфа, Башкирия - Башкортостан

Связанные темы и персоны

Уфа, РБ, Башкирия, Башкортостан