Глава XVIII. В “Ашхане” на Маркса. Неоконченный спор.

Тимерханов привёл Бекетова в “Ашхану”, кафе-столовую башкирской кухни, примостившуюся в боковой части здания “Башавтотранса” по улице Маркса.
- Ну вот, и пришли, - Тимерханов выбрал пустой столик у окна, сел сам и жестом пригласил сесть Бекетова. - Это то самое место, о котором я говорил.

Ашхана, по-вашему, столовая. Сейчас будем кушать, хорошую еду будем кушать – куламу, кыстыбый, корот. Любишь корот, Иван Александрович?
- Не знаю, не пробовал, - ответил Бекетов.

- Попробуешь, обязательно попробуешь. Но если не понравится, тогда кумыс. От кумыса еще никто не умирал, - засмеялся довольный Тимерханов. – Официант, иди сюда, заказ буду делать.

Пока Тимерханов делал заказ, Бекетов осмотрелся. Кафе оказалось вполне приличным – приятная мебель, оригинальный интерьер (по стенам были выписаны девушки в национальных одеждах, сидящие жарким днём под плакучей ивой и пьющие чай из пиалы), остаётся надеяться, что и сама кухня будет на уровне.

Тем временем принесли куламу – наваристый бульон с большим куском баранины, блюдо с кыстыбыями, башкирскими лепёшками с мятой картошкой, обильно политыми растопленным сливочным маслом, пиалы с прохладным коротом и кумысом, несколько видов салатов и тарелку с хлебом. В последнюю очередь принесли графин с водкой.

- Ну что, Иван Александрович, будем здоровы, – Тимерханов разлил водку по стопкам, одну протянул Бекетову. – Пей, не стесняйся своего начальника, сегодня можно, сегодня ты мой гость, кунак.

- Я не стесняюсь, - вспыхнул Бекетов. - Скажите, для чего тесняюсь, - Бекетов посмотрел на Тимерханову. и в нмциональныз одежда, вы меня сюда пригласили? Зачем я вам понадобился?

Тимерханов потемнел. Но только на мгновение. Ибо в следующую минуту снова расплылся своей привычно-широкой улыбкой. Словно рыцарь, опустивший забрало.

- Ты ешь, ешь, говорить потом будешь. У нас не принято задавать лишних вопросов. Сначала гость должен хорошо поесть. Ешь, Иван Александрович.
Шер-хан в своем амплуа – везде указывает, как и что делать. И сбежать-то ведь нельзя.

- Слушаю и повинуюсь, - отшутился Бекетов. – Тогда ваше здоровье, Шамиль Барыевич!
- Взаимно, Иван Александрович! Будем.

Некоторое время ели молча. Тимерханов довольно быстро опустошил блюдо с куламой, принялся за кыстыбыи. Бекетов, не привыкший к жирным бульонам, не смог осилить куламу до конца, и решил запить ее кумысом. И закашлялся. Слишком крепким оказался напиток.
- Вот это правильно, - сказал Тимерханов. – Жирную пищу полагается запивать кисломолочным продуктом – коротом или кумысом. Для желудка полезно. Еще по стопке, Иван Александрович?

- Не, с меня хватит, - отмахнулся Бекетов. – Я столько не ем. Всё очень вкусно, спасибо!
- А я поем, перед долгим разговором надо подкрепиться. Еще парочку кыстыбыйчиков и шулай, - и Тимерханов озорно, по-мальчишески подмигнул Бекетову.

О каком разговоре твердит Шер-хан? Темнит начальник. Ну, и пусть его темнит. Бекетов посмотрел в окно. Удивительно, но он совсем не чувствовал беспокойства.

- Как поживает ваша диссертация? – как бы, между прочим, вставил Тимерханов, не переставая есть.

- Нормально поживает. Я её дописал, - простодушно ответил Бекетов. – Завтра представлю пред ваши ясны очи.
- И вы по-прежнему считаете, что города кочевому народу не нужны? – спросил Тимерханов и взял пиалу с коротом, отпил из неё, поставил на стол.
- А вы как считаете? – парировал вопрос Бекетов.

- Я никак не считаю, - тяжело, с расстановкой произнёс Тимерханов, и Бекетов почувствовал, как по его спине пробежал холодок. - Мне важно, как считаете вы. Мне интересно ваше мнение. И потом, вы использовали материалы Мазитова в своей диссертации? Вы выполнили мою просьбу?
Словно автоматной очередью прошил Тимерханов Бекетова. Один вопрос, другой, третий. Так вот для чего его сюда позвали. Не зря предупреждал Скворцов, Шер-хан так просто не отстанет. Бульдозером продавит, если нужно.

- Шамиль Барыевич! Диссертацию я пишу три года, больше трёх лет и не так-то просто взять и включить в неё новые и, по сути, чужеродные материалы, - стал объяснять Бекетов, но Тимерханов перебил его:

- А вы возьмите и включите!

- Но это противоречит моим научным установкам, - возразил Беков.

- Здесь научные установки даю я! - прогремел голос Тимерханова. - По всему институту ходят ваши насмешки в адрес башкир – и городов-то у них не было, и письменности. Много вы знаете, уважаемый Иван Александрович, без пяти минут кандидат наук! Я могу сделать так, что вы на всю жизнь останетесь старшим научным сотрудником. Вы этого хотите, этого добиваетесь?

- Я всё понял, я постараюсь, - тихо ответил Бекетов. – Но мне потребуется время.

- Вот это другой разговор, - Тимерханов, сдержанно улыбнувшись, взял со стола салфетку, обстоятельно вытер губы. – За это стоит выпить. Предлагаю тост - за дружбу народов!

Как не отнекивался Бекетов, но выпить всё же пришлось.
- Вот и молодцом, Иван Александрович, - похвалил Тимерханов. – Но это не всё. Надо сделать упор на древних башкирских городах и поселениях, это, в общем-то, и должно стать вашей новой и главной научной установкой.
- Но это невозможно! Для этого придётся переделать всю диссертацию, - расстроился Бекетов.
- Вот и переделайте. Вам с вашим опытом и умением сделать это совсем нетрудно, - Тимерханов зевнул. – Пора подавать губадию. Официант, неси пироги! И чай!
- И потом, это же неправда! – выкрикнул беспомощно Бекетов. Ну всё, сбылись самые худшие прогнозы.
- Да бросьте, какая неправда, – отмахнулся Тимерханов. - Сущая правда. Башкиры – древнейшая нация, нам тысяча лет! А, может, и больше. Вы слышали про город Башкорд, столицу древнего Башкортостана? А работу Мазитова внимательно прочли? Про городище Уфа-2? Начитались советских исследователей, будто у кочевых народов не могло быть государства. Великодержавный пропагандистский бред!
- И вы в это верите? – спросил Бекетов. - Шамиль Барыевич, честно?
- Это не имеет значения, - нахмурился Тимерханов. - Миром правит сила. Сила и мудрость. Мудрость башкирского народа общеизвестна, но силы ещё недостаточно. И поэтому нам нужны рассказы, легенды, научные работы, чтобы укрепить дух народа, поднять его силу на новый уровень.
- И поэтому вы переименовываете улицы, сносите старинные дома и ставите только свои памятники! Только для этого?
- Мы берём только то, что принадлежит нам по праву, - Тимерханов помрачнел. – Кончилась ваша агрессия. Советское время нанесло ощутимый урон моему народу, возврата назад больше не будет.
- И началась ваша агрессия? – этого Бекетов стерпеть не мог, его понесло. - Исторический центр Уфы исковеркан и перестроен, улицы переименованы, повсюду стоят ваши памятники – Мустай Карим, Исмагилов, теперь вот Мубаряков. Я уже не говорю о многочисленных памятниках Салавату Юлаеву. Вы считаете это правильным?
- Разумеется, правильным, – Тимерханов был непримирим. – Это наша земля, наш город. И нашему народу нужны родные слова, имена, герои, чтобы он мог себя чувствовать, как дома.
- Но ведь в Уфе живут не одни башкиры!
- И пусть живут. Мы никого не выгоняем. Но, как сказал великий Мустай, вы – гости на нашей земле. Следовательно, и ведите себя, как гости. Ладно, Иван Александрович, прекратим наш спор, так мы с вами ни о чём не договоримся. Скажите лучше, что вы говорили у памятника? Про какую там помещицу?
- Это длинный разговор, - сказал в расстройстве Бекетов, вставая. – Спасибо, но мне надо идти.
- А мы никуда не торопимся, – Тимерханов, как опытный психолог, одним взглядом удержал Бекетова.
- Мне надо домой, Юля беспокоится. Я не успел её предупредить. Отпустите меня, Шамиль Барыевич.
- Да ничего не случится с вашей Юлей, потерпит. Юля – это ваша жена? А жена должна терпеть, на то она и жена. К тому же, я вас долго не задержу. Скажите, откуда взялись эти разрушения? И нет ли здесь чего такого, что я не знаю. Да сядьте вы, в конце концов!
Бекетов сел, неуклюже плюхнулся в пластиковое кресло.
- Я вас слушаю, Иван Александрович, - Тимерханов улыбнулся, - я весь внимание.
- Понимаете… даже не знаю, с чего начать, - смутился Бекетов. - Двести лет назад жила в Уфе одна помещица, то есть не в Уфе, а в Симбирске. То есть не в Симбирске, тьфу, а под Москвой, в имении Зюзино. Бекетова Ирина Ивановна.
- Она, что – ваша родственница? – осведомился Тимерханов.
- Да нет, что вы! Однофамилица. Так вот, эта помещица во время великого уфимского пожара, это 1821 год, построила на свои деньги улицу для погорельцев, слободу. Поступок неслыханный, даже по тем временам, когда милосердие и помощь убогим и нуждающимся было повсеместным. Царская Россия во многом была образцом высокой нравственности. Так вот, сейчас от этой улицы не осталось и следа, практически все дома снесены. То есть улица осталась, но уже другая, новая и полностью перестроенная.
- Это какая улица? – осведомился Тимерханов.
- Социалистическая. То есть Каримовская, - ответил Бекетов.
- Вы хотите сказать, улица имени великого башкирского поэта Мустая Карима?
- Можно и так, - неуверенно согласился Бекетов.
- Именно так, - Тимерханов пронзил Бекетова ледяным взглядом.
- Простите, но в русской традиции именования улиц, - Бекетов замялся, но решил не отступать, - есть устойчивые правила: имена собственные, присваиваемые конкретной улице, становятся прилагательными к слову улица. Не улица кого-то, а чья-то улица. То есть, например - Александровская, Успенская, Бекетовская, Центральная…
- Это в русской традиции, - перебил Бекетова Тимерханов. - А для башкирского народа свойственно торжественное, высокое звучание. Ну, что такое – Каримовская улица? Вот улица имени великого башкирского поэта лауреата Государственных премий Мустая Карима – звучит! Вы не согласны со мной?
- Не знаю, - покачал головой Бекетов.
- Мы живём в Башкортостане, друг мой, то есть, - на последних двух словах Тимерханов сделал ударение, видимо, желая поддеть частое повторение Бекетовым оборота ‘то есть’, - в государстве башкир, значит, надо соблюдать наши правила и привычки. Ладно, продолжайте про свою помещицу. Что замолчали?
- Думаю, как бы понятнее объяснить вам природу нынешних сейсмических аномалий. Сейчас, да…понимаете, помещица оставила завещание, в котором есть строчки, имеющие отношение к сегодняшним событиям. Именно в них зашифрован ответ. Вы разрешите их прочесть? - Бекетов выжидающе посмотрел на Тимерханова.
- А в чём проблема? Читайте, если в этом есть необходимость, - пожал плечами начальник отдела.
- Хорошо, - сказал Бекетов. – Спасибо. Сейчас…вот -
Улица, дарованная Уфе помещицей Ириной Ивановной Бекетовой, жива будет до тех пор, пока стоять будет в нетронутой целости и сохранности хотя бы один дом, построенный на средства благодетельницы. Ежели ни одного дома не останется, погрузится улица во тьму и исчезнет. Да и Уфа после этого осквернения недолго проживет.
Повисло неопределённое молчание. Наконец, Тимерханов кашлянул и сказал:
- Ну, и какое это имеет отношение к разрушению памятника? Что-то я не пойму. Мистика какая-то.
- В том-то и дело, что не мистика. И отношение имеет самое прямое. Дело в том, что я лично видел эту самую помещицу, встречался с ней, и с её отцом, Иваном Семеновичем Мясниковым.
- Она, что, жива? – спросил Тимерханов.
- Что вы, давно умерла. Двести лет назад, - рассмеялся Бекетов. – А её отец ещё раньше.
- Тогда как же вы могли их видеть? Вы что – экстрасенс? – проворчал Тимерханов. - Не морочьте мне голову, Иван Александрович! Говорите прямо, чем вы объясняете сегодняшнее разрушение? Почему трещина прошла рядом с памятником Мустаю? Что послужило причиной – карстовый провал? Или что другое? Что скажет старший научный сотрудник моего отдела?
- Все объяснения – в завещании, - воодушевился Бекетов. - Этот уникальный документ, как я только что сегодня понял, зафиксировал основный закон сохранения жизни – сохранение исторической памяти. Без памяти нет народа, нет государства, нет цивилизации. Пропадёт народ, если каждый раз будет начинать жить, словно с чистого листа. И только память, историческая память поколений объединяет народ, держит его в преемственном единстве, добавляет силы, вселяет уверенность, помогает идти вперед.
- Красиво говорите, Иван Александрович! – с недовольством отозвался Тимерханов. - Но я бы попросил ближе к поставленному вопросу - какое это имеет отношение к сегодняшнему разрушению?
- Самое прямое! – убеждённо воскликнул Бекетов. - В завещании сказано, что ежели ни одного дома не останется, то погрузится улица во тьму и исчезнет. Так вот, Ирина Ивановна Бекетова сделала в высшей степени благое дело – безвозмездно, на свои средства построила улицу для погорельцев, уфимцев, пострадавших от сокрушительного пожара. А чем мы, потомки, отплатили этому скромному в своем величии человеку? Не только не поставили памятник, которого она, несомненно, заслуживает, но и переименовали и уничтожили её улицу! На наших глазах произошло беспрецедентное, варварское уничтожение исторической памяти. И вот завещание помещицы является к нам для того, чтобы исполнить роль судии. Судить поколение, надругавшееся над памятью предков, - Бекетов вдруг замолчал, словно осмысливая сказанное. И с горечью добавил, - мы и есть то самое недостойное поколение. Пока произошло только два разрушения, но это лишь начало. Самое страшное – впереди, ибо и Уфа после этого осквернения недолго проживет.
- Мистика, да и только, - усмехнулся Тимерханов. – Вы же учёный, Иван Александрович, как вы можете верить в этот фантастический бред?
- Это не бред, а совершеннейшая правда! Если мы не отстоим дом Ларионова, то всё ровным счётом так и случится! – в нетерпении выкрикнул Бекетов.
- Значит, вы полагаете, что причина образования трещины, поразившей памятник Мустаю, не в карстовом провале, а в магическом действии вашего завещания? – с насмешкой спросил Тимерханов. - Я правильно вас понял, Иван Александрович?
- Правильно, - горячо подтвердил Бекетов. - Только завещание не моё, а помещицы. И оно – не мистика, а реальность.
- Ну да, конечно, разумеется.
Тимерханов был человеком дела. И не мог позволить себе тратить время на пустые разговоры. Если оппонент не понимает, чего от него хотят, его выключают из игры. Или прекращают саму игру.
- Будем считать, что повестка дня исчерпана. Ну что, на посошок?
- Я не буду. Сколько я вам должен? – спросил Бекетов, доставая бумажник.
- Нисколько, Иван Александрович! – Тимерханов внезапно просиял. - Вы – мой гость, а гость не должен платить. Спасибо, что согласились разделить мою трапезу, было очень интересно провести с вами время. Сейчас редко встретишь независимо мыслящего молодого человека. Завтра после обеда я жду вас у себя с диссертацией. Будем договариваться о переделках, сроках и всё такое. В три часа дня вас устроит?
- Как скажете. В три так в три. Я могу идти?
- Идите, молодой человек.
- Спасибо, Шамиль Барыевич!

И Бекетов выкатился из кафе, как птица выпархивает из клетки, расправил плечи, вздохнул – свобода! - и пошел к Дому союзов. Над Уфой висело низкое небо, ни дождя, ни солнца, серый день тянулся, как жевательная резинка, предвещая такой же серый сумрачный вечер. Ну, как же они не понимают, что завещание – не мистика, а реально действующая сила, живой голос истории! Никто не верит. Неужели для того, чтобы ему поверили, Уфа должна исчезнуть, уйти под землю? Абсурд какой-то, вот это точно мистика. Всё, домой, теперь только домой.

Будто подтверждая его мысли, загудел мобильник. Звонила Юля.

- Юль, ты только не ругайся, - поспешил оправдаться Бекетов, - меня задержал Шер-хан, затащил в ашхану и обрабатывал, чтобы я переделал свою диссертацию.
- Кто затащил? Какой Шер-хан?
- Ну, Тимерханов, начальник отдела.
- Понятно. Это, значит, с ним ты просидел четыре часа? Или с кем-нибудь ещё?
- Ну, что ты такое говоришь, Юля? Говорю, обсуждали диссертацию. Всё, иду домой, буду через семь минут.

Так закончился ещё один день, один из последних дней в жизни большого и старинного города, каким некогда была Уфа.

Сергей Круль, ЖЖ skrul
Оригинал публикации

Связанные темы и персоны

Уфа, РБ, Башкирия, Башкортостан