Наступило утро 24 марта 1774 года. Оба войска стояли друг против друга, ночью, видимо, немного отдохнув. Боевики в Чесноковке, отряд Михельсона возле вагенбурга в Нижегородке.

Диспозиция мятежников была такова. Армия Чики-Зарубина стояла по обе стороны Зубовки: «разделя по обеим сторонам деревни».

Исторический центр Зубовки, застройка конца XVIII столетия – это район совр. улиц Кольцевой и части Центральной. То есть боевики расположились по обе стороны речушки Чесноковки (Берсианки), которая тогда была подо льдом и особой роли не играла. Лежал глубокий снег, весенние оттепели покрыли его настом, так что использовать кавалерию было сложно.

Справа и слева от центра Зубовки стояли лыжники и конница пугачёвцев, примерно около 4 тысяч человек, протянувшихся в линию более версты. То есть примерно по полкилометра от центра, предположим, района кладбища в Зубовке. Пугачёвцы стояли спиной к Чесноковке. Гипотетически допустим, что фронт мятежников протянулся по линии совр. улиц Звёздной и Сельской в Зубово.

В центре стоял, наверняка, отборный отряд боевиков приблизительно в три тысячи человек с 10 пушками. Можно предположить, что сюда были брошены яицкие казаки – профессиональные военные. Вторая батарея бунтовщиков из 7 пушек находилась перед правым флангом, на окраине Зубовки.

Мятежники не оборонялись, а утром 24 марта 1774 года сами перешли в атаку, видимо, дождавшись пока деташемент Михельсона подойдёт поближе к Зубовке.

Имея численное преимущество, в условиях глубокого снежного покрова, Чика стремился окружить отряд Михельсона. Плохо вооружённые и неорганизованные боевики легче передвигались по снегу.

Иван Иванович отмечал: «Лыжники и вся злодейская толпа, стараясь нас окружить, ударили со всех сторон с великим свирепством, а более всего старались пробираться и взять тыл».

Чика обрушил в атаку все силы одновременно. Сражение отличалось крайним ожесточением, понимали, отступать нельзя, да и боевой дух боевиков был высок. Пугача ещё не разбили, основные силы мятежников далеко на юге по-прежнему осаждали Оренбург. Битва под Чесноковкой стала испытанием собранного за полгода пугачёвского войска.

В отличие от Чики, И.И. Михельсону пришлось с начала сражения перестраивать войска, пока подполковник разобрался в диспозиции неприятеля. Адъютант Михельсона корнет Селиванов под огнём противника носился вдоль линии фронта передавая приказы командующего.

Из-за глубокого снега пришлось спешиться кавалерии. Центр михельсоновских чудо-богатырей возглавил, конечно, майор Харин, любимец командира. Его солдаты приняли удар самой боевой части боевиков. Ситуация в центре Зубовки (по совр. улице Центральной) оказалась сложной, пришлось отбивать массированную атаку пугачёвцев. Харин снял с лошадей часть конницы, сплотив ряды вокруг единственной своей пушки.

Михельсон, видя что враг пытается прорваться к совр. зданию администрации Зубовского с/с, направляет подмогу – поручик Базанов повёл в штыковую гренадеров (с ним одна пушка). Видимо, вдоль улицы Центральной развернулся рукопашный бой.

Спешившиеся белые гусары поручиков Ренздорфа и Скупинского, прапорщика Зверинского, поручиков Изюмского гусарского полка Ейбожникова и Архангелогородского карабинерного князя Львова, прапорщика Чугуевского полка Иванова «с отменною храбростию злодеев поражали». Корнет Санкт-Петербургского полка Петин был ранен в этой рукопашной схватке.

Не уступал офицерам в доблести рядовой состав. Старший сержант Томского карабинерного полка Сапожников, волонтёр при Чугуевском полку польский хорунжий Врублевский и даже раненый вахмистр Архангелогородского карабинерного полка Ларионов бились на передовой «с отменным усердием и храбростию».

Читатель не должен заниматься подсчётами а-ля пресловутые писатели, что сравнивают число наших и немецких самолётов и танков накануне 22 июня 1941 года. Пушек у Чики хватало, а вот стреляли боевики из рук вон плохо.

Когда мятежники штурмовали Уфу, они выкатывали пушки на пляж Солнечный и лупили по городу, но ядра их летали куда угодно, только не в цель. На набережной собирались толпы зевак, хохотом сопровождавших бестолковую пальбу боевиков.

Одна пушка в руках профессионального военного стоила десяти с необученной прислугой, которая то пороха не доложит, то ещё чего начудит.

Справа в Зубово, где ныне улицы Рябиновая, Вишнёвая и другие у пугачёвцев были самые слабые силы, поэтому против них Михельсон выставил лёгких стрелков – егерей и спешившихся чугуевских казаков под командованием ротмистра Павлова, а также эскадрон карабинер архангелогородцев при поручике князе Львове (потом его перебросили в центр). Там раскинулся замёрзший пруд, поэтому, скорее всего, просто происходила перестрелка.

Слева, наоборот, была ситуация напряжённая. Вспомним, что туда на окраину Зубовки Чика выставил свою вторую батарею. С ней управилась шести-фунтовая пушка артиллерии подпоручика Амбразанцева, которую прикрывала пехота капитана Бутыркина.

Русский восьмифунтовый «Единорог» (сайт: http://www.pushkinazakaz.ru/).

Четыре часа на земле современной Зубовки лилась кровь, гремели выстрелы, стояли клубы порохового дыма. Успешно складывалась ситуация на левом нашем (или правом пугачёвцев) фланге. Поручик Амбразанцев в ходе артиллерийской дуэли практически уничтожил вражескую батарею из семи пушек: «была приведена почти к молчанию».

Но злодеи дрались «с великим отчаянием», в центр, «в главную свою кучу» Чика перебросил резерв с несколькими пушками. Положение вдоль улицы Центральной становилось тревожным. Пугачёвцы наступали.

Тогда И.И. Михельсон под прикрытием артиллерийского огня, вывел пешую конницу из боя, заменив её последним резервом пехоты. Сев на коней кавалерия во главе с майором Хариным пошла в атаку «с таким отменным мужеством, храбростию и расторопностию, что злодейская передовая толпа сколько не усиливалась, обращена была в бегство».

Михельсон увидел, что за несколько часов боя тысячи людей плотно утрамбовали снег на улицах Зубовки и в окрестностях. Лошади уже не проваливались в глубокие сугробы. Кроме того, всё время боя кони стояли сзади и успели отдохнуть.

Наконец, стремясь окружить деташемент Михельсона со всех сторон, Чика растянул свои войска, что заметил Иван Иванович.

Самый центр мятежников был прорван лихим кавалерийским ударом. Пушки Харин отбил и погнал боевиков прямо в Чесноковку, где, скорее всего, на улицах Речная и Школьная охваченные паникой и потерявшие всякое управление толпы бунтовщиков были взяты в плен (сотни человек!).

Чика, видя, что центр развалился, бросил на левый фланг правительственных войск, где почти закончилась в нашу пользу артиллерийская дуэль, до тысячи конницы, которая ворвалась на окраину Зубовки. Навстречу вывел команду поручик Санкт-Петербургского полка Матис с уже знакомыми чугуевскими казаками ротмистра Павлова. Встречный бой закипел в историческом центре Зубовки.

Мятежников опрокинули и прогнали в Чесноковку, Павлов и Матис, «возвратясь от победы злодейской конницы, ударя на деревню Зубову, отбили у злодеев пушки» (видимо, стоявшую в центре Зубовки батарею).

А когда Харин с конницей прорвал центр боевиков, поручик Базанов (или Базаров) на левом фланге поднял гренадеров в штыки и захватил стоявшую там вторую батарею пугачёвцев, которую почти подавил подпоручик Амбразанцев.

Тем временем, залетевшую в Чесноковку бежавшую конницу мятежников окружили и принудили капитулировать.

Но битва кипела не только на улицах Зубовки и Чесноковки. Чика хотел окружить отряд Михельсона, для охраны тыла подполковник выделил 100 человек конницы и 40 пехоты с двумя пушками под командованием ротмистра Домогацкого и князя Енгалычева. В тылу тоже шёл бой.

А в Нижегородке стоял вагенбург. На него с обеих сторон ударили до тысячи человек толпы, «состоящей по большей части из башкир и татар». Бунтовщики даже перерезали дорогу, связывающую войско Михельсона с вагенбургом, пришлось Домогацкому и Енгалычеву пойти на выручку обозникам, дравшимся из-за телег. И хотя «злодеи усиливались с такою злобою», что на дороге «ни шагу уступить не хотели», победа была полная.

Обороной обоза руководили поручики Томского пехотного полка Венгерский, Архангелогородского – барон Дельвиг, Чугуевского – прапорщик Панкратов.

В два часа дня 24 марта 1774 года сражение окончилось, злодеи потеряли убитыми до 500 человек, немало попало в плен, ещё больше разбежалось. Многие боевики были на лыжах и по глубокому снегу догнать их было невозможно. Удрал и Чика.

Потери в отряде Михельсона были, однако не очень велики. Убито всех чинов – 23 человека, тяжело ранено – 8, легкораненных – 24, погибли также 44 лошади, ещё 51 получила ранения. Хорошо организованные и дисциплинированные воинские части несли меньшие потери, чем толпы мятежников.

Под ярким мартовским (апрельским по новому стилю) солнцем от Нижегородки до Чесноковки и по улочкам Зубовки лежали сотни трупов, стонали раненые, бродили изувеченные кони, густой пороховой чад плавал над разноцветным снегом, окрашенным в основном алой кровавой краской. Одна из картин известного Васи Ложкина:

Мертвецы, раненые, искалеченные – вот цена пропаганды пресловутых борцов за счастье народное, призывов к бунтам и революциям, к уничтожению своего Отечества! Пусть сильнее грянет буря – до сих пор слышатся призывы авантюристов и провокаторов, которые обычно, как Чика под Чесноковкой, успевают удрать в какую-нибудь тихую Швейцарию.

Несчастных, обманутых простых крестьян, молодых деревенских парней, поверивших лживой пропаганде лжецарей увидел Иван Иванович Михельсон, когда толпы пленных гнали по улицам Чесноковки.

Число согнанных в Чесноковку пленных можно установить только приблизительно (около двух или более тысяч). Михельсон двух боевиков, как «неприходящих в чувство злодеев», в Чесноковке повесил, трёх высек кнутом, некоторых отправил в Уфу «под крепкой караул».

Полководец понимал, что основную массу любой революционной толпы составляют обманутые люди и «большую часть» крестьян «распустил по их деревням, зделав им увещевание». В первые дни после сражения в Чесноковку «ежечасно немалое число» являлось окрестных крестьян с повинной, кои «в домы отпущены будут».

Большую партию пленных Михельсон отправил в Уфу. Этих пересчитали: 209 крестьян, «коих жилище во отдаленности», 543 жителя из горных заводов, которые также лежали далеко, а также 106 отставных солдат (ветеранов или инвалидов, как говорили в то время, мобилизованных Чикой). То есть только в Уфу ушла партия в 858 пленных.

А в рапорте Михельсон говорил, что пленных взято с 560 человек. В это число входили, видимо, сразу отпущенные по домам крестьяне. Общее количество пленных исчислялось тысячами, разбираться с ними было некогда, их просто отпускали по деревням.

Среди пленных в Чесноковке оказалось «татар и башкир – 93 человека». Их Михельсон задержал «для получения билетов (паспортов) в свои дома». То есть, в отличие от советской и пост литературы, воспевавшей чуть ли не поголовную мобилизацию башкир под знамёна Пугачёва, их количество под Уфой было невелико.

Любопытно, но в рядах чиковской банды воевало немало солдат регулярной армии, попавших в плен в разных местах Южного Урала (взятая в Нагайбаке пехота – 71 чел., 25 чел. из разных гарнизонов, 16 артиллеристов, 7 егерей и мушкетёров, «потерянных под Бакалами», и даже подпоручик Никита Прокофьев из Екатеринбурга). Добавим принуждённых воевать инвалидов (отставных солдат).

Профессиональный военный ценился, один солдат стоил толпы мужиков с топорами и вилами, поэтому пленных заставляли служить. Аналогичная ситуация будет во время Гражданской войны 1918–1920 годов, когда и красные и белые массами включали военнопленных в свои части.

Насильственная мобилизация военнопленных позволяет предположить, что многих прочих бойцов, особенно жителей окрестных селений, тоже силой заставляли идти в незаконные вооружённые бандформирования Чики.

Пересчитали военные трофеи – 18 чугунных и 3 медных пушки, 4 мортиры, боеприпасы, продовольствие (муки 200 четвертей), 10 бомб, три новых лафета для пушек, ну и, конечно, до 30 бочек вина (водки, которую тогда звали хлебным вином). 15 бочек Михельсон отправил в Уфу, а остальные «за раздачею на деташемент» употребили солдаты и офицеры. Они наконец-то отдохнули после чудовищных испытаний 23 и 24 марта 1774 года.

Отряд Ивана Ивановича Михельсона некоторое время стоял в Чесноковке. Голодная, пережившая осаду, отрезанная весенним льдом Уфа не подходила. «Я ж с целым деташементом остановился в селе Чесноковке, где ко мне ежечасно разного звания люди, бывшие в толпе, являются и просят милости, кроме башкирцов, в коих злость и жестокосердие с такою яростию вкоренилось, что реткой живой в полон отдавался, а которые и были захвачены, то некоторые вынимали ножи ис карманов и резали людей; – другие найдены в сене и под полом, видя себя открытыми выскакивали с ножами и копьями».

Это свидетельство подтверждает, что пришедшие с юга с Чикой степные башкиры (если были из соседних деревень, давно разбежались) использовались как второстепенная сила для перевозки почты, как лёгкая кавалерия. Видимо, именно они оказались запертыми в Чесноковке. Не зная куда бежать в незнакомой местности, они прятались по опустевшим избам и сеновалам.

Что дальше? Отряды Михельсона разогнали боевиков по окрестностям, освободили Красный Яр, Благовещенский завод, отдохнули и пошли дальше очищать Отечество от революционной заразы.

Чику поймали в Табынске, в Москве он видел казнь Пугачёва, в январе 1775 года боевик попал-таки в нашу Уфу, но в кандалах. За рекой ему отрубили голову. Перед смертью предатель, наверное, смотрел на хорошо заметную Чесноковскую гору, где буйствовал и пьянствовал полгода.

Судьба освободителя Чесноковки и победителя Пугачёва Ивана Ивановича Михельсона внешне сложилась удачно. Но недаром Пушкин называл его незаслуженно забытым полководцем. Как, увы, часто случалось в нашей истории, сначала власть доведёт страну до катастрофы, потом явится спаситель, которого затем забудут.

Хотя императрица наградила Михельсона (см. сборник «Река времени. 2015» на моём сайте), его военный гений оказался в тени Суворова. Но прославленный Суворов единственный раз в своей военной карьере воевал внутри России как раз во время пугачёвщины.

А Михельсон, прямо или косвенно, принимал участие в освобождении городов (только современных областных центров): Уфы, Оренбурга, Челябинска, Ижевска, Казани, Пензы, Симбирска (Ульяновска), Саратова, Царицына (Волгограда)! Впечатляющий список?!

О нём вспомнят в 1788 году, когда шведы двинут войска на Петербург, а армия на юге воевала с турками. Иван Иванович прославится боевыми победами в Финляндии.

А Чесноковка … попала в историю. В 1859 году в Санкт-Петербургской газете Руф Гаврилович Игнатьев сообщал: «Не менее живописны виды … селения Чесноковки … [оно] замечательно победою храброго Михельсона».

Более того, Чесноковка оказалась на страницах первых уфимских художественных произведений. В 1852 году редактор издававшихся в Уфе «Оренбургских губернских ведомостей», единственной газеты края Иван Прокофьевич Сосфенов опубликовал два рассказа, сочинённых по сюжетам пугачёвского бунта (см. на моём сайте файл Сосфенов).

В рассказе «Вестник спасения и радости» читаем: «Когда началась утреня в 25 число Марта, – день Благовествования Божией Матери, тогда донесли Воеводе, бывшему в соборном храме, что в селе Чесноковке видно сильное зарево, слышны пушечные выстрелы и светится во многих местах ружейный огонь. Воевода объявил тотчас об этом Коменданту, Полковнику Сергею Степановичу Мясоедову, и они решались уже выдти из церкви, чтоб сделать какое нибудь новое распоряжение, как в это самое время вошёл в собор молодой армейский офицер, с подвязанною рукою, и объявил во всеуслышание, что мятежники войсками Государыни Императрицы, под командою Подполковника Михельсона разбиты. Поражённые такою не ожиданностию все присутствовавшие невольно пали на колени с благодарною мольбою».

Литератор даже пересказывал моменты из битвы: «Чика, узнав о движении нашем, послал навстречу нам передовой отряд из 2000 человек с 4 пушками в деревню Жукову; но Михельсон, обойдя эту деревню, двинулся прямо к Чесноковке, где было десятитысячное полчище мятежников Чики. В авангард, между прочим, назначен был и я под командою Майора Харина. – У деревни Зубовки мы встретились лицём к лицу с мятежниками, и я тут в первый раз настоящим образом нанюхался порохового дыму».

Молодой офицер уезжал из Уфы весной, в половодье. «Как Белая была тогда в полном разливе, то всем захотелось проводить Вестника Спасения, до Чесноковки, так как путь лежал ему на Стерлитамак. 24 челов. гребцов из купеческого и мещанского сословия – молодых людей – сели в вёсла, и они более нежели скоро приплыли в Чесноковку».

В преданиях остались жуткие времена пугачёвщины. Взошло солнце, наступила мирная, счастливая жизнь в Чесноковке.

Михаил Роднов, доктор исторических наук

Приглашаю на сайт «Роднов и его друзья»

Связанные темы и персоны

Уфа, РБ, Башкирия, Башкортостан