Корреспондент "Idel.Реалии" поговорил с американским экспертом Полом Гудом, ныне работающим в британском Университете Бата. Аналитик рассказал о том, исчерпывает ли себя курс Владимира Путина как ресурс для мобилизации российского общества вокруг главы государства, решится ли Россия на аннексию новых территорий и могут ли регионы страны нарушить планы федерального центра в деле централизации власти.

— Может ли нынешний курс московского Кремля привести к росту регионализма в стране? Напомню, в 2018 году Путин назвал себя "настоящим и самым эффективным националистом".

— Официально политику российского правительства сам Кремль не называет "националистической", предпочитая характеризовывать ее "патриотической". Ведь национализм обычно воспринимается им как экстремизм или сепаратизм. Такое видение исключает возможность обозначения курса самих российских властей националистическим. Под руководством Владимира Путина российская власть стала более "державной" и ее первые шаги были направлены на то, чтобы сдержать регионализм. Власти были очень осторожны в отношении национализма, в то же время правительство увидело для себя плюсы от националистов в достижении определенных целей. Это означает, что ставка на национализм в качестве источника политического курса делалась постепенно — форсирование этой линии началось после 2012 года — это произошло вследствие централизации власти (то есть, сначала централизации власти и ослабления регионализма, а потом роста националистического курса, который должен был минимизировать проявление регионализма).

Если мы посмотрим на то, к чему привела проводимая Кремлем национальная политика, то становится понятно, как этот курс может привести к росту регионализма: либо движущей силой регионализма станет политический проект региональных элит, либо рост настроений среди населения в пользу экономической и политической автономии того или иного региона. Регионализм как проект политических элит менее вероятен сегодня, чем, скажем, в 1990-е и ранние 2000-е гг., потому что сегоднящные элиты сильно озабочены вопросом защиты своих личных интересов в отношениях с федеральным центром.

Эти отношения основаны на многочисленных сетевых связях, которые включают системные партии, госкорпорации и неформальные круги взаимодействия.

Однако триггером может стать также угроза принуждения региональных элит, например, путем проведения регулярных расследований по выявлению коррупции.

У региональных элит мало вариантов, кроме как работать внутри режима — по крайней мере до тех пор, пока Кремль не решит, что безопасно идти на децентрализацию власти (что вряд ли произойдет в ближайшее время). К этому добавляется возрождение практик советской эпохи, таких как ротация кадров, которые препятствуют формированию прочных региональных связей.

В виде движения снизу регионализм может возникнуть как неожиданное последствие нынешней национальной политики или патриотического воспитания. Ведь официальная политика направлена на укрепление национального единства вокруг традиционных ценностей, культуры, истории и антизападничества. Как это обычно бывает, многое зависит от осуществления политики региональными агентами, которые, в свою очередь, передают большую часть работы местным и частным субъектам. В результате даже такие фундаментальные объединяющие символы, как "День России", становятся пустыми обозначениями, наполненными локальным содержанием. Например, во многих областных столицах этот праздник просто сочетается с "Днем города".

В более широком смысле национальная политика дрейфовала в направлении русификации, заполняя не очень понятное слово "россиянин" "русским" содержанием. В российских регионах это может восприниматься как пренебрежение или презрение к региональной самобытности, особенно если люди начинают больше гордиться своими регионами, делают карьеру в своих родных регионах, потребляют больше региональных продуктов и занимаются региональным туризмом.

— Как вы считаете, не является ли "националистическая" линия Путина его единственным средством мобилизации российского общества (вокруг него), с учетом того, что апеллировать на экономические успехи становиться всё труднее?

— В некоторой степени национализм был важным источником легитимации на большей части постсоветского пространства с начала 1990-х годов. Когда политика была более конкурентоспособной, оппозиционные партии могли критиковать правительство за неспособность защитить и развить страну. В контексте политической гегемонии сегодня национализм (опять же упакованный как "патриотизм") стал важным инструментом Кремля для регулирования отношений и оценки деятельности элит внутри России. Но с точки зрения народного резонанса национализм не был столь влиятельным и мобилизующим, как можно было бы ожидать.

Если рассматривать патриотизм как своего рода национализм, ориентированный на статус-кво и продуцирующий лояльность режиму, то мое исследование выявило большие различия между пониманием патриотизма правительством и тем, как его понимают и говорят об этом простые граждане. Если говорить о национализме в связи с ксенофобией, то исследование, проводимое с 2014 года, показывает, что отношение русских к нерусским в целом стало более, а не менее терпимым.

Недавняя работа Тима Фрая (Колумбийский университет) о реакции граждан на западные санкции показала, что люди реагируют не столько на националистические и антизападные призывы режима, сколько на угрозу, создаваемую санкциями. Всё это говорит о том, что националистические призывы не были столь уж эффективными в смягчении последствий экономического кризиса и укреплении легитимности режима. Это хорошо заметно, например, по реакции на пенсионную реформу, когда власти в прошлом году повысили пенсионный возраст, а за этим последовало падение рейтинга одобрения деятельности правительства. С одной стороны, это означает, что провал националистических призывов не означает немедленное падение правительства. С другой — неспособность правительства отказаться от националистических призывов, даже когда они становятся всё менее и менее эффективными, является ярким свидетельством того, что его возможности весьма ограничены.

— Могут ли этнические меньшинства страны справиться с "националистической" линией Владимира Путина без вовлечения в этот процесс большинства россиян?

— Ослабление федерализма означает, что этнические меньшинства не могут рассчитывать на конституционную защиту, по крайней мере, без молчаливого одобрения правительства. Некоторые меньшинства могут обращаться за поддержкой к диаспорским сетям или международным учреждениям, однако они скорее будут способствовать сохранению этнической самобытности, чем влиять на государственную политику.

В повседневной жизни, как показывают исследования, контакты с представителями этнических меньшинств ослабляют привлекательность и потенциал ксенофобии. Отсутствие реальных контактов приводит к тому, что большинство населения переоценивает численность этнических меньшинств, а также распределение рабочих мест и ресурсов среди них. Конечно, только контакта недостаточно, чтобы ослабить националистические призывы, особенно когда они пользуются поддержкой государства. Непосредственное взаимодействие между этническими общинами гораздо более эффективно в культивировании линий связи и создании резервуара доверия, который может предотвратить распространение национализма или даже его переход в насильственную фазу.

— Международное сообщество оказывает давление на Москву (посредством санкций и т.д. за ее политику). Как ыы думаете, Москва может аннексировать еще какие-то соседние территории, окончательно потеряв надежду на нормализацию отношений с Западом?

— Если предположить, что Путин прагматично относится к сохранению власти, я сомневаюсь, что Москва может позволить себе аннексировать какую-либо другую территорию в обозримом будущем. Ни одна другая территория не вызовет такой внутренней одобрительной реакции, какую в 2014 году вызвал Крым.

Расходы на Крым продолжают расти и ослабляют общественный консенсус о преимуществах аннексии территории. Следует также отметить, что любая дальнейшая попытка захвата территории лишь укрепит решимость Европы сохранить и расширить санкции против России. Пострадают не только отношения с Западом. Союзники Москвы по ОДКБ, похоже, признали, что Крым является исключительным случаем, но любые другие аннексии явно будут угрожать такому восприятию и приведут Россию к еще большей изолированности.

— Как вы думаете, почему российская оппозиция (Алексей Навальный, Михаил Ходорковский) не делает проблему ликвидации федерализма в России властью главной?

— Я думаю, что вопрос федерализма похож на проблему демократии: никто по-настоящему не испытывал ни того, ни другого, и оба ассоциируются с 1990-ми годами, так что мало кто сегодня горюет по их поводу. Особенно в наши дни федерализм иногда трактуется (риторически) как синоним привилегий меньшинств, при этом большое количество россиян считает этнический сепаратизм актуальной проблемой. В 2014 году была предпринята попытка мобилизовать народные настроения вокруг "федерализации" России в ответ на предложения Москвы преобразовать Украину в федерацию. Однако эпизод в основном продемонстрировал, что лидеры оппозиции в центре были плохо связаны с активистами в регионах и инициатива была быстро заглушена властями. Учитывая то, как Алексей Навальный говорил о необходимости "национального государства" в расплывчатых терминах, можно усомниться в его приверженности к федерализму, хотя он утверждает, что хочет децентрализовать полномочия и отдать ресурсы регионам и муниципалитетам. Каким бы ни было его понимание федерализма, он ясно понимает, что это не те вопросы, которые мобилизуют его сторонников.

— Россия и Китай активно сотрудничают в сфере этноконфессиональной политики и в области высоких технологий. Известно, что китайские компании помогают России с внедрением технического оборудования, которое может быть использовано для слежки. Напомним, сам Китай использует подобное оборудование для слежки над уйгурами в Синьцзяне. Может ли Россия перенять опыт Китая, тем более, что в России, как утверждают, например, в Совете Европы, наблюдается политика дискриминации этнических и религиозных меньшинств?

— Конечно, Россия могла бы пойти дальше, но всегда возникает вопрос, рискнет ли она политической стабильностью. Существует определенное желание расширить внутреннюю слежку, для чего скорее всего будет использована растущая доступность социальных сетей и данных наблюдения для приложений искусственного интеллекта — не по всей России, но везде, где развернуто оборудование для слежки.

Однако России еще далеко до внедрения китайской системы социального кредита, и следует иметь в виду, что это разные виды автократий и они имеют разные возможности.

В той мере, в какой Москва полагается на местных агентов, особенно в республиках, для осуществления своей политики и сохранения внутренней стабильности ей также придется считаться с местными влиятельными кругами, если она попытается применить то, что Китай делает в Синьцзяне. И что немаловажно, Москве придется приложить немало усилий для того, чтобы другие меньшинства не рассматривали такой шаг как опасную перспективу для себя. Ведь при таком понимании изменятся стимулы и временные рамки для продолжения сотрудничества лидеров этнических меньшинств с центром.

Идель.Реалии
Оригнал публикации