Мне пришлось некоторое время поработать первым секретарем Уфимского горкома КПСС. Фактически в то время эта должность была верховной властью в городе. И период мне достался особенный, переломный (1987–89 гг.). Для историков он, конечно, будет притягательным. И дотошные люди будут когда-то скрупулезно исследовать его. Однако в газетах и журналах тех времен немало искажений, а то и открытого вранья. Обходиться только периодической печатью недостаточно. Она зачастую излагает события тенденциозно, в угоду текущему моменту или стоящему над ней руководителю (клану). Не вдруг и разберешься. Поэтому моя задача – дать параллельно с ними изложение своих наблюдений и выводов, так как многое из того непосредственно касалось меня.
Митинг
«Спектакли» начались практически сразу же после моего прихода в горком. Как будто ждали меня. Уже 29 ноября 1987 года к стенам нашего офиса, где мы располагались совместно с горисполкомом (проспект Октября, 120), решительно подступилась демонстрация жителей Черниковки с жесткими и конкретными требованиями.
С тех пор все закрутилось в городе, как в каком-то вихре, как в пьяной разборке в конце дурной свадьбы. Как тут быстро во всем разобраться, если оказалось, что упущено очень много драгоценного времени? Что здесь к чему и почему?
Требования демонстрантов – «Долой поликарбонаты!», «Спекулянтов к ответу!», «Займитесь экологией» – на фоне разросшейся в городе спекуляции продуктами питания, разного, по-горбачевски путаного, отношения к этому безобразию многих руководителей города и области, позиции столичных министерств, тут же поставивших свои «хаты с краю», неопытности кадров и многого другого переплелись в один клубок.
По официальным данным, к нам подошла организованная масса людей примерно в четыре с половиной тысячи человек (эта цифра указана в справке помощника Председателя Совмина Мураховского на имя Председателя Совета Министров СССР Н. И. Рыжкова).
Демонстрация вдруг и накрепко встряхнула миропонимание всех руководителей, заставила немедленно и круто принять ряд неординарных и непопулярных мер, чтобы удержать обстановку в городе на контролируемом уровне, чтобы избежать уличных погромов, возникновения хулиганствующих групп и разрастания оппозиционных настроений.
Что спровоцировало демонстрацию?
Кто до этого видел подобную демонстрацию в Уфе, оппозиционно (мягко сказать!) настроенную к властям? Никто! Кто знал в руководстве, как вести себя в такой обстановке? Тоже никто. А демонстранты были не только возбуждены, но и озлоблены и оскорблены, особенно когда, будто в насмешку, целыми днями льется по радио и телевидению байка о «социализме с человеческим лицом». А его нет! Где он, этот социализм? Почему кругом только возрастает оскал спекулянтов и полное безразличие властей к народу? Что же происходит на самом деле?
«Сколько раз мы честно и уважительно приглашали представителей властей к нам во Дворец имени Орджоникидзе, чтобы разъяснили нам непонятные вопросы из современной жизни. Но ведь мертвая тишина. Это же знак полного и оскорбительного пренебрежения интересами людей. Невольно возмутишься», – это слова одного из демонстрантов.
Так что организаторам демонстрации к тому времени было нетрудно убедить людей сотворить поход «на горком». Они глубоко понимали ситуацию, свою правоту, своевременность акции и ничуть не прятались. Оказывается, они еще летом (до меня) дважды обращались в обком партии с просьбой провести встречу с населением. Тем более что встречи с учеными у них уже были. Теперь нужен был большой разговор с властями о развернувшейся в городе спекуляции продуктами питания, предельно напряженной экологии и недопустимости строительства в Уфе завода по производству поликарбонатов, где одним из исходных материалов является фосген – отравляющее вещество, известное еще со времен Первой мировой войны. И самое главное: фосген придется возить через весь город (это примерно 30 км), так как нет других железнодорожных путей для подачи его к предприятию, минуя жилые районы.
Я, новичок в горкоме, узнав о натянутых отношениях властей с жителями Черниковки, обратился в обком по поводу этой проблемы. Но прямо из уст первого секретаря обкома получил странное и страшное наставление. Его привожу дословно: «Не они власть, чтобы мы ходили к ним по вызовам, мало ли что они еще придумают!»
Конечно, он тоже был новичок. И взял очень круто. Не стоило бы так обращаться с народом. Здесь можно серьезно упрекнуть его за странность позиции и мелькнувшее холодное высокомерие по отношению к людям, населению пригорода. А слово – не воробей. Вылетев несколько раз еще летом, оно к осени стало определяющим правилом, сковало как обручем всякое проявление инициативы на любых уровнях. Именно эта позиция обкома исключила диалог, привела к демонстрации. Ее же можно было предотвратить, если бы своевременно провести испрашиваемую встречу (а может, и несколько встреч) с населением Черниковки. Но таких мер принято не было.
Удержи-ка после этого стабильность в стране, если начался повсеместный бум растаскивания по дешевке всего, что есть в магазинах и на базах, и распродажа этого по самым диким ценам. Жить на зарплату стало смешным делом. По утрам лучше – не на завод идти, а скупать продукты в магазинах по госцене и спекулировать ими. Так вдруг всякий труд на предприятиях стал непрестижным занятием, производство (как таковое) – основа жизни любого общества – получило огромную пробоину и закачалось.
Провал экзамена на зрелость
Как митинг, запланированный к проведению у Дворца им. Орджоникидзе, перерос в шествие к горсовету? Очень просто и логично!
Организаторам митинга (демонстрации) было ясно, что и на этот раз представители властей не приедут на митинг и этим снова в очередной раз будет подчеркнуто бессилие, ничтожество этих организаторов и участников мероприятия. Поэтому накануне несколько молодчиков оригинально и продуктивно поработали по приглашению людей на митинг. Делалось это так: агитатор заскакивал в автобус, делал громогласное приглашение на «грандиозный» митинг, отвечал на вопросы пассажиров – где и когда – и на следующей остановке перескакивал в следующий автобус. Так, поработав непродолжительное время на улице Первомайской и проспекте Октября непосредственно в час пик, они сумели оповестить чуть ли не полгорода, обращаясь не просто к обывателям, а непосредственно к тем, кто едет с работы усталый и обозленный домой (методика польской «Солидарности»).
В результате утром 29 ноября 1989 года народ валом привалил на «грандиозный», «необычный» митинг...
Потом организаторы мероприятия несколько раз с мегафоном в руках прошли через толпы собравшихся, как бы выясняя, кто и откуда из властных структур прибыл на заявленную встречу с народом. Но таковых не оказалось. А раз снова так, то был брошен клич: «Тогда мы пойдем к вам!». «Наэлектризованную» таким способом массу людей проинструктировали и повели…
Так мы схлопотали себе скопом крупные трудности вместо постепенного и планомерного решения назревших проблем.
Короче, проиграли первый же экзамен – проверку на «зрелость», догматически и упрямо доказывая, кто тут власть...
Лицом к лицу
Демонстранты надвигались неумолимо, как время, как морской прилив.
Мы с М. Зайцевым выслали навстречу им нескольких толковых работников из своего окружения, чтобы они внедрились в ряды демонстрантов и сумели определиться, что это за люди и какие проблемы несут нам, к чему нам готовиться.
Но сделать этого они не сумели, как не смогли даже создать свою шеренгу в колонне. Демонстранты шли молча, четкими шеренгами, держась за руки. Ни один чужак не мог «прилипнуть к ним». А галстуки, добротная одежда и выглаженные брючки легко выдавали наших посланцев как чужаков. Все гнали их прочь. Поэтому, вернувшись, они только добавили тревоги: идет не толпа, а трезвая, организованная масса, готовая тут же погасить любые провокационные действия «прилипших» людей.
Вскоре на площади у горсовета забурлил громогласный митинг. Поднялся шум и гам, суета. Наиболее отчаянные (человек триста) стали штурмовать входные двери. В их глазах крайняя озлобленность: их не хотят увидеть и выслушать. Как так? Они своими телами пытаются сбить массивные дубовые двери. Под напором сотен помогающих людей хрустят ребра тех, кто у дверей, слышны истошные крики, стон. Но двери не поддаются, поэтому часть людей бросает это занятие, особенно женщины. Оставшиеся меняют тактику. Давят на двери волнообразно: то отходя, то по команде наваливаясь снова.
Но желаемого результата нет...
***
Острие проблемы было в продуктах питания и неожиданно холодном и высокомерном отношении власти к советским людям, привыкшим к совсем иным, уважительным взаимоотношениям с трудящимися. А тут власть та же, но установилась в городе оскорбительная обстановка: народ добросовестно работает, но его интересы никто не защищает. Он каждый день остается без продуктов питания. Кругом спекулянты, дармоеды. Но никто не хочет вникнуть в суть навалившейся беды.
Был и ряд других очевидных сопутствующих проблем, действовавших в городе уже давно. Среди них – возросший процент отдельных тяжелых заболеваний в городе и детей-уродов.
Перед переходом на работу в горком я видел, как после обеденного перерыва постепенно пустеют рабочие места даже на сборочных конвейерах «моего» завода автомобильных моторов. То есть дело не кончается лишь спекуляцией, а останавливает производства, заводы. И таким образом рушит саму основу жизни общества!
Насмотревшись на это еще до прихода в горком, я не смог усидеть в горкомовском кабинете, несмотря на указания обкома – сидеть и не высовываться.
Такого же мнения был и председатель горисполкома Зайцев, оказавшийся очень на месте для таких событий. И мы вышли с частью своих работников к демонстрантам, прихватив мегафон, чтобы митингующие смогли выговориться. Не раз выступали и мы сами: Зайцев, я и Черенков. Но у присутствующих накипело столько обиды, что это враз и только через выступления уладить было сложно. Не вдаваясь в подробности, скажу, что толпа дважды чуть не затоптала меня и не избила. Но оба раза провокационно оброненные к моим ногам дети-уроды не достигли асфальта (не ударились) и не расплакались.
Такая давка была на площади. В первом разе это был одноглазый ребенок. Он, брошенный, снизу вверх безучастно смотрел на меня своим очень большим и выпуклым глазом. Другой – медленно шевелил высохшей голой ручонкой, как бы зазывая к себе... Мало кто тогда уже знал, что я – один из тех, кто «не реагирует на их проблемы». Я же здесь новичок. Это помогло. А сколько я тут топчусь по времени в горкоме и насколько виноват, там, на площади, никто и не стал бы уточнять. Порой им это могло быть и ни к чему, лишь бы отвести душу. Все зависело от того, кто в данный миг находился в разъяренной толпе у твоего носа...
Однако, несмотря на эти издержки, я сумел воочию и душой увидеть справедливость требований и глубину убежденности демонстрантов прямо из «первоисточника». Это были не спекулятивные и навязанные организаторами шумного мероприятия мысли и заявления, а убеждения каждого, находящегося на площади. Народ шел правильно, по пути понравившейся идеи перестройки и требовал улучшения обстановки в городе.
***
Через несколько часов бурных действий, громогласных дебатов и шумихи люди стали расходиться. Устали участники митинга, страсти немножко поулеглись.
В этой обстановке к месту оказалось предложение Зайцева перенести дальнейшее обсуждение этих проблем в актовый зал: «Только для этого митингующим надо делегировать 50–100 человек».
Это было принято. Но в зал с этими людьми прорвались еще несколько десятков человек из числа наиболее озлобленных. Даже мощный кордон милиции почти не смог ничего сделать с этим. Но некоторых экстремистов милиция все же отсекла.
Переговоры в этих условиях пошли успешнее. Если сказать не мелочась, объективно, ничего лишнего они не требовали. Правда, не все подсказываемые ими пути решения этих проблем были приемлемы. Мы предлагали другие, и они соглашались. Особой упертости или экстремизма мы не отметили. Так удалось убедительно завершить обсуждение всех трех требований демонстрантов: продукты, экология и запрет поликарбонатов.
***
Но на следующий день в Уфе снова «взорвалась бомба». Какая-то безмозглая голова распорядилась опубликовать сообщение, что в составе демонстрантов шли в основном пьяницы, наркоманы, уголовники и всякий сброд. Надо же в такой обстановке написать: «всякий сброд»!
А ведь мы информировали обком КПСС, причем неоднократно, что это совсем не толпа, а четко организованная колонна, куда не так-то просто было внедриться, что демонстранты сами остерегались провокаций. Не помогло. Значит, там не слушали нас, не понимали. Кому-то наверху не терпелось еще сильнее осложнить ситуацию, бульдозером вмешавшись в работу городской газеты.
Выступление перечеркнуло наши старания и сильно пошатнуло достигнутый вчера в конце дня «островок доверия».
Короче говоря, кто-то наверху вместо признания своих ошибок, немедленного исправления тактики и улучшения отношения к народу изволил еще больше осерчать на него. Это была мощная «медвежья услуга» нам. Она потом долго и не один раз давала о себе знать.
Более того, через газеты проводилась мысль, что демонстрация-то эта была-де случайной, стихийной.
Это – хитрый заход. Если суметь вбить в головы людей слово «стихийная», то сразу многое предстает совсем в ином свете: вроде бы собрались два-три странных недоумка, уговорили еще несколько таких же бездельников, потом собрали толпу и двинулись на горком. Вот и все. И на душе у руководителей республики, так сказать держателей «газет-пароходов», сразу должно стать намного легче – стихийная же! Как это предугадаешь? Виноватых-то среди них вроде бы и нет.
На всякий случай хватались даже за «соломинку» стихийности…
***
Далее должно идти изложение наших экстренных мер, принятых для устранения острых причин, побудивших население северного пригорода Уфы выйти на демонстрацию, а также чтобы впредь не допускать подобного взрыва в обществе.
Описать эти события и проблемы тех дней непросто. Их было много, и все они требовали срочного решения. К тому же возникали и новые. Все это накручивалось одно на другое, на третье, зачастую как взаимосвязанное. Поэтому тот бурный период (1,5 года) прошу разрешить мне разбить на условные этапы и описать проведенные нами мероприятия почти что раздельно, так, как будто в эти дни (месяцы) ничего другого и не происходило.
Иначе получится сумбур, будет трудно понять суть принятых мер в той кипящей и мутной обстановке.
***
Самым продуктивным был период с конца ноября 1987 года до июля 1988 года, несмотря на постоянные напряженные поиски решения бурлящих проблем. Именно тогда удалось слаженно и творчески поработать совместно с горисполкомом, со всем партийным активом города и даже с оппозицией. И далее было бы так, но обком стал слишком много наших сил и времени отвлекать на самооборону.
Даже в этом (лучшем) периоде обком чинил нам помехи, так как обстоятельства и их вынудили принять несколько неординарных решений. Но не все они оказались удачными. Жаль, что виновниками этого они посчитали опять Халикова и Зайцева, а не отсутствие у них опыта и достаточного кругозора.
По продуктам питания
В создавшейся обстановке только введение талонной системы распределения продуктов питания могло сразу и повсеместно в городе закрыть лазейки для спекулянтов, закрепить продукты за каждым жителем города и помочь быстро нормализовать обстановку.
Мы не раз пытались обсудить в областной инстанции еще до описанной демонстрации необходимость введения этой системы, так как в большинстве близлежащих областей она уже была введена. Но поддержки не находили. А теперь обстоятельства заставили нас ввести ее немедленно, кто бы ни стоял поперек. Альтернативы этому не было, затягивать дальше уже было невозможно. И мы ввели талоны. Мы – в данном случае я, Зайцев, Шарипов, Черенков, Утяшев (Завиль Саитович) и некоторые другие.
Решение было такое: из 1,5 кг мяса из госфонда в г. Уфе на человека в месяц на талоны пустили 1,4 кг. Остальное – для использования в детских дошкольных учреждениях, больницах, вокзалах, аэропорту и других подобных учреждениях. Получалось, что семье из четырех человек при этом гарантируется 5,6 кг мяса в месяц по госцене. Если к этому прикупить чуток на базаре, то жить вполне можно, рассуждали мы.
Но для введения этого способа распределения нужно было быстро отработать форму талонов, создать журналы их учета и выдачи, организовать места и назначить время их выдачи населению по спискам, прикрепить людей (улицы и дома) к определенным магазинам, назначить ответственных. Просчитать, какие тонны мяса в сутки нужно «разрубать» и подвозить в каждый магазин, и начать реализацию. Работы много.
Мы действовали быстро, но без суеты. Конечно, рубка мяса топорами была слишком кустарной формой для расфасовки. Пришлось срочно найти оборудование, организовать настоящую производственную линию из ленточных пил, чтобы мерзлое мясо разрезать на аккуратные кусочки.
С первого января 1988 года – всего через месяц (!) после демонстрации – в миллионном городе ввели талоны на мясо, масло и сахар. Эффект был сильнейшим. Оппоненты были поражены, увидев, что в городе есть власть и силы для нормализации обстановки. Всем понравилась оперативность и то, что мы держим слово. А у нас появилась возможность иногда созваниваться с оппонентами, чтобы знать и, если возможно, учитывать и их подходы к разным аспектам решаемых вопросов. Не хотелось оставлять их без внимания. От этого они бы только больше сплачивались между собой и укреплялись организационно. А надо было втянуть их во взаимную позитивную работу и постепенно растворить их в общей среде.
***
Введение талонов привело и к тому, что обнаружились самые неожиданные варианты жизни людей. Абсолютно уверен, что мало кто задумывался над тем, сколько и какие существуют пути, по которым движутся престарелые одинокие, больные, заброшенные всеми люди к своему финалу. Какие обстоятельства привели их в такое нищенское, обездоленное состояние? Честно скажу, задумываться над этим и мне почти не приходилось...
Я нередко и убежденно отмечаю достоинства прошлой жизни (при социализме). Но и та система проблемы этих людей решала далеко не полностью.
Правда, пенсия у них была хорошая. Однако реальное обеспечение их продуктами питания оставалось нерешенным до введения талонов. Везде ведь были бесконечные очереди. А тут новая ситуация: деньги есть, как есть и гарантированное количество наиболее дефицитных тогда продуктов, прикрепленных за конкретным человеком. И – главное – почти без очередей, которые до этого в основном создавались спекулянтами.
В результате этого в горком стали приходить письма от одиноких, забытых всеми людей, лежачих больных и так далее, живущих в коммунальных квартирах. Они делились радостью, что соседям или другим добрым людям теперь почти не надо стоять в очередях за продуктами для них. Поэтому продукты довольно легко доходят до них, и в их комнатах тоже появился запах мясного бульона. В жизни заброшенных стариков появился лучик внимания к ним.
***
Введение талонов разрядило обстановку в городе. Пришла в равновесие основная (работающая) часть населения, успокоились старики и немощные люди... Кончилась «лафа» для спекулянтов. Устойчиво заработали предприятия. Однако оно принесло немало неприятностей лично нам (мне, Зайцеву и другим).
Я уже говорил, что обком был против введения талонов. Как они мыслили решить эту проблему и когда, я до сих пор не знаю. Они молчали. А мы, глубже понимая ситуацию, ввели их. Так появилась крупная и неустранимая неприятность во взаимоотношениях. Обком очень косо сверкнул на нас глазами. И эта неприязнь, однажды появившись, больше не затухала, а только разрасталась. И более того: обкомовцы меня дважды подставили под приехавших совсем даже по другим делам работников ЦК. Заканчивая выволочку, первый из них спросил: «Неужели не понимаете, что вы дали дополнительный повод буржуазной пропаганде говорить о несостоятельности социализма?»
Прозвучало это как приговор. Оставалось только добавить, что я – враг народа. Но этого не произошло.
Через полмесяца снова случилась такая же неприятная процедура. Приехал из ЦК еще более важный гусь. Он тоже по наводке тех же моих «друзей» «нашел время» и набросился на меня. Но проиграл быстро, как только слово в слово повторил то обвинение, которое я уже слышал и очень хорошо запомнил от его предшественника. Я понял, что это не более чем стандартная и уже «заигранная» пластинка, используемая ими в каждой области, где ввели талоны. Но, не вводя их, было трудно (и невозможно) противостоять анархии.
Задворки былой показухи
Введение талонов наряду с огромным положительным эффектом в Уфе принесло немало неприятностей и сложных проблем республиканским властям. Пока мы целый месяц готовили новый вариант распределения продуктов питания, им-то надо было поинтересоваться в соседних областях, какие встречались у них сопутствующие этому мероприятию проблемы и как они их преодолевали. Но, видимо, этого не было сделано.
Сразу обнаружилось, что вместо 1,5 кг мяса на месяц в Уфе, в Стерлитамаке, оказывается, была другая норма – 1,1 кг, в Салавате – 0,9 кг, в Белорецке и того меньше – 0,5 кг, а в Учалах всего 300 грамм.
Помните времена, когда в Москве все было? Многие тогда с удовольствием ездили туда в командировки и везли оттуда мясо рюкзаками, а также коньяки и деликатесы. И они четко отмечали, что чем дальше от столицы, тем все это быстрее пропадает. Говоря образно, в Москве стояла пирамида Хеопса по обеспеченности продуктами, а в областных центрах – более мелкие. А размер пирамид в провинциальных городках зависел от того, какая стоит в их областном центре. Башкирия – не исключение. Поэтому наш самый дальний город Учалы почти совсем и не просматривался – 0,3 кг.
Таким образом, существовавшая в стране многие годы показуха вдруг предстала в полной наготе. Она принесла много хлопот руководителям республики, потому что все города региона стали требовать прибавку к их фондам.
Тогда наши руководители обратились за поддержкой в Совмин СССР. Но получили отказ – нет запасов и нет таких возможностей. Им дали совет ускоренно развивать на местах животноводство. Но на это же нужны годы и средства. Поэтому кто-то в обкоме решил сократить поставки мяса в центр.
Это сразу ударило по Челябинской и Свердловской областям. Вскоре последовал ответ центра. Помните, вышло несколько грозных статей в центральных газетах?
Так мои шефы получили большую неприятность «из-за Халикова и Зайцева». Но надо было быть более взрослыми и понять, что альтернативы талонам тогда уже не было, да и поинтересоваться, как в других областях обошлись, никто им не мешал.
В сентябре 2011 года Хабибуллину припишут: «В эти сложные годы ему удалось сохранить политическую стабильность в Республике». Но в Уфе он, к сожалению, долго тормозил проведение экстренно необходимых мер.
Тут я еще раз повторюсь, что именно оперативное и своевременное введение талонов спасло город от беспорядков, образования множества экстремистских групп и оппозиционных сил. Помогли также дипломатичность наших действий и правильно выбранная политика на сближение с недовольными жителями для совместного преодоления трудностей. Так острейший момент в жизни города был быстро и благополучно преодолен почти как случайный сбой. Инициатива была в надежных руках.
Ринат Халиков, газета «Истоки»
Оригинал пуликации
Уфимский бунт
Раздел: История | Просмотры: 22986 | Комментарии: 39