За последние десятилетия, а если точнее, то с предвоенных времен, было несколько газетных статей о том, что Анна Федоровна стала прототипом матери из одноименного романа М. Горького. О Демской экспроприации Горький знал, но хороша мать революционера, заступающаяся за сына-уголовника перед полицией и оправдывающая его двойное воровство: вначале он украл у государства якобы для партии, а потом – у партии для себя. Следователи довольно быстро получили ответ из Самарского банка, где артельщики получали деньги перед посадкой на поезд. Номера банкнот, найденных у Кадомцевых, совпадали с теми, что получал банк, а от банка – артельщики. Не подтвердилась версия, что деньги у матери – от старших сыновей. Эразм утверждал, что послал с фронта матери в общей сложности до 2800 рублей, но на свою беду уточнил: в том числе отправлял с сослуживцем, поручиком Богатко, ехавшим с Дальнего Востока на Украину, 1300 рублей. Следователи отыскали поручика в Харькове, и тот подтвердил, что деньги от Кадомцева для Кадомцевой получил и переслал, но ровно на одну тысячу рублей меньше. Мефодий называл еще большие суммы посланных матери денег с фронта, привезенных по возвращении в Уфу с собой, да еще здесь полученных за несколько месяцев службы.
Вполне возможно, что боевой офицер не разделял политических мировоззрений Михаила с Иваном (только были ли они, политические, идеологические мировоззрения, у Кадомцевых, да и других боевиков?), но посчитал необходимой попытку смягчить участь арестованного брата.
Михаил отнюдь не боялся мести со стороны «товарищеской среды». Кто мог наказать Михаила Кадомцева за утаивание экспроприированных денег, уж не Мячин ли? Он вскоре после Демской экспроприации отбыл из Уфы в Женеву, с паспортом на имя Василия Васильевича Яковлева, доставшимся, очевидно, не бесплатно.
Формально партия большевиков на V Лондонском съезде в 1907 году запретила «какое-либо участие в партизанских выступлениях и экспроприациях». Но Мячин, то есть Яковлев, возвращается из Швейцарии на Урал и участвует в налете на почтовый вагон в Миассе – вновь были убитые и раненые, нападавшие унесли мешки с золотом и деньгами почти на 100 тысяч рублей. Мячин игнорирует решение партийного съезда, а партия прощает ему нарушение дисциплины, поскольку на миасские деньги были открыты партийные школы на Капри и в Болонье. Мячин-Яковлев (уже не Константин и не Василий, а Антон) учится в этих школах у Луначарского, Богданова, Покровского, он встречается с Горьким. Все они знают кровавые истории Демской и Миасской экспроприаций, но «деньги не пахнут».
Куда еще пошли деньги от Демской экспроприации? В 1906 году боевики Москвы, Прибалтики, Урала, других регионов России собрались на свою конференцию в Финляндии, в Таммерфорсе. Зачитывались доклады, обменивались опытом работы. Деньги для проведения конференции, по воспоминаниям Гимера, были получены главным образом от Уральской организации. Из Уфы туда приехали Иван и Эразм Кадомцевы (Михаил был арестован), Василий Горелов, Григорий Миславский, Владимир Алексеев. Никто из революционеров и не думал об оказании помощи семьям убиенных ими солдат или хотя бы выражении соболезнований безвинно пострадавшим пассажирам поездов…
В Уфе продолжались нападения на полицейских: «17 апреля 1907 года около 9 часов вечера в проходившего около железнодорожных мастерских городового местной полицейской команды Дмитрия Васильева трое неизвестных произвели из револьвера три выстрела и скрылись. Васильев оказался раненным в грудь, живот и бок и, будучи помещен в губернскую земскую больницу для излечения в таковой, умер в ночь на 21 число. Доводя до сведения думы об этом печальном событии, вызванном, по всей вероятности, местью недовольных строгой исполнительностью Васильевым служебного долга, управа не может не остановить внимания думы на необходимости оказать сироте, сыну покойного, денежного пособия из городских средств».
Пятого декабря 1907 г. уфимский губернатор назначил пенсию семейству бывшего пешего полицейского Златоустовского уезда Никиты Коворушкина, скончавшегося от ран, причиненных взрывом бомб, брошенных в помещение стражи.
Восемнадцатого марта 1909 года Николай II подписал Указ «О пенсиях и пособиях пострадавшим от преступных деяний, совершенных с политической целью, и семействам сих лиц».
Для государственного аппарата, чиновников и сотрудников правоохранительных органов не было секретом, откуда исходит опасность, – в июле 1907 года была издана «Краткая таблица важнейших современных политических партий в России», в которой было сказано о РСДРП: «Допускает террор в виде самообороны, формирует боевые дружины и допускает их нападение на чинов полиции и в виде экспроприации, называя последнее школой для партизанских действий».
В 1911 году всем губернаторам и градоначальникам из департамента полиции было отправлено известие, что «Русский народный союз имени Михаила Архангела» предпринимает издание книги “Русская скорбь” с портретами и описанием жизни и мученической кончины доблестных сынов Родины, павших от рук крамольников».
Непонятно, почему полиция, зная об агрессивных замыслах революционеров, ограничивалась при этом пассивно-оборонительными действиями?
Лишь после того как был убит губернатор Богданович, городские власти решили 20 мая 1903 г. проверить боеготовность полиции, и выяснилась вопиющая халатность: на 88 городовых имелись лишь 18 револьверов, да и те устаревшие. В 1907 году, судя по обсуждению в думе, уфимская полиция не стала более боеспособной: «Приобретенные в 1903 и 1904 гг. “Смит и Виссон” по 10 и 8 рублей ввиду их дешевизны оказались на практике несовершенными, делая при пяти выстрелах до трех осечек».
Еще позже, в ноябре 1912 года, уфимский полицмейстер вынужден был признать, что полиция по-прежнему вооружена плохо: «Всего осмотрено 167 револьверов. 34 револьвера системы “Наган” исправны, а остальные 133 револьвера систем “Смит и Виссон”, “Бульдог”, “Лефоше” – все с крупными недостатками и неисправностями… Из числа 549 осмотренных боевых револьверных патронов признаны пригодными патроны “Нагана”, 160 штук, а остальных систем – непригодными».
Неизвестно, о чем в 1900 году беседовали в Уфе Владимир Ульянов и братья Кадомцевы. Вполне возможно, что в книге воспоминаний о революции 1905 года боевики несколько приукрашивали события: якобы они, готовясь ко всероссийскому вооруженному восстанию, разработали план, по которому «отряды боевых дружин одновременно должны были захватить почту и телеграф, телефонную и электрическую станцию, железную дорогу, арсеналы и арестовать руководителей военной и гражданской власти». Во всяком случае репетиция, проведенная ими, выглядит нелепой: «Памятен случай, как по поручению партии милиционеры (Так вначале назывались боевики. – Ю. Е.) Василий Горелов, Иван Кадомцев и двое городских телеграфистов в бурную ночь испортили телеграфную линию правительственного телеграфа на Казань, для чего дружинникам пришлось уйти верст за пять за деревню Глумилино и там соединить провода с землей, и это не единственный случай».
Но если восстания нет, какой смысл в подобном хулиганстве, что партия выиграла от действия Горелова с Кадомцевым, заставила ли она горожан сильнее полюбить революционеров?
А с кем собирался воевать Василий Иванович Чапаев, отдавая приказ перед штурмом Уфы 8 июня 1919 года: «Командиру артиллерийского дивизиона вверенной мне 25-й дивизии немедленно подготовить на каждую батарею по 3 тысячи снарядов, из них одна треть химических»?
Я вовсе не убежден, что в дивизии Чапаева были химические снаряды, тем более – в таком количестве. Но приказ этот был неоднократно напечатан в периодической печати – в частности, в 1923 году, я цитирую по «Красной Башкирии» за 1939 год. Если в дивизионе могут быть от четырех до шести батарей и если бы по Уфе были выпущены четыре тысячи химических снарядов – каковы были бы последствия? И советская власть, советская печать вновь и вновь публиковали чапаевский приказ с целью подтверждения заботы партии большевиков о народе?
Кстати, как отнеслись уфимцы к полученному из Петрограда известию о взятии там власти партией большевиков?
На чрезвычайном собрании уфимской городской думы, состоявшемся 30 октября 1917 года, были зачитаны телеграммы: «Всероссийский общеказачий фронтовой съезд, узнав о выступлении большевиков в Петрограде, постановил: не позволить темным силам играть судьбою России, только Временное правительство может довести страну до Учредительного собрания».
«Стерлитамакская управа доводит до вашего сведения, что городская дума вынесла резолюцию: “Выразить доверие Временному правительству”».
Не была получена ни одна телеграмма в защиту переворота, совершенного в Петрограде большевиками.
На заседание уфимской городской думы прибыли представители общественных организаций, чтобы огласить резолюции, принятые на собраниях.
«Произведенное в Петрограде накануне выборов в Учредительное собрание частью петроградской демократии вооруженное восстание с целью захвата власти мы признаем грубым насилием над свободой республики и всех граждан», – зачитал А. И. Свечников от имени уфимской организации партии народных социалистов.
От служащих губернской земской управы на заседании думы выступил И. Михеев, огласивший резолюцию общего собрания управы: «Считая происшедшую попытку захвата власти тяжелым несчастье для страны, для революции, признавая, что верховная власть должна принадлежать до Учредительного собрания Временному правительству, самым решительным образом высказываемся против авантюристической попытки захватить власть и предвосхитить решения всенародного Учредительного собрания».
В защиту большевиков в уфимской городской думе в тот день не выступил никто. Но никто и не помешал им взять власть в Уфе.
Большевики пришли к власти – и теперь им стало всё дозволено. Они могли пренебречь даже собственным решением, осуждавшим терроризм и экспроприацию, и героями партии стали боевики. В уральском масштабе – такие, как братья Кадомцевы или Константин Мячин, лично известный Якову Свердлову.
В первые годы советской власти в городах и республиках был принято немало постановлений о привилегиях для старых революционеров, персональных пенсионеров, «имеющих исключительные заслуги перед республикой», объявив о привилегиях не только революционерам, но и их потомству, по аналогии с существовавшим в России положением о получении потомственного дворянства. В 1931 году ЦИК и Совнарком Башкирии установили: «Лица, получающие персональную пенсию, регистрируются на бирже труда и посылаются на работу вне очереди... Дети персональных пенсионеров принимаются во все учебные и воспитательные заведения вне очереди и преимущественно перед другими кандидатами на имеющиеся места и стипендии, освобождаются от платы за учение и воспитание».
Боевики и большевики выступали с воспоминаниями, как они стреляли и как убивали. А суть их жизни и после революции осталась той же: как в годы проведения экспроприации они продолжали любить деньги, а лучшего применения деньгам, чем трата на спиртное и разгульную жизнь, они не знали. Законы же они писали для себя сами либо пренебрегали существовавшим законодательством. Примеры? Их много.
Вот выписки из протоколов заседания президиума уфимского обкома партии: «Предоставить тов. Трегубенкову (члену президиума) двухмесячный отпуск для лечения с выдачей пособия на лечение в размере 250 рублей. Предоставить Брагину (секретарю уфимского городского райкома комсомола) месячный отпуск для поправления здоровья с выдачей пособия в размере 100 рублей... 24.04.1924 г.».
Для сравнения. 10 ноября 1924 года обком партии утвердил размеры заработной платы: учителям в городе 29–30, в селе 25–30, врачам 42–50, народному судье – 40, пешему милиционеру – 15 рублей в месяц.
Годом раньше, 26 января 1923 года, «заслушав доклад, президиум обкома РКП(б) констатирует угрожающие размеры пьянства, наблюдающегося среди членов парторганизации Башкирии, которое начинает приобретать, особенно в отношении ответственных работников, хронический характер... Дальнейшее развитие пьянства грозит вырождением партии... ставя под угрозу само существование советской власти».
В 1936 году обком партии вынужден был послать своего проверяющего в колхоз имени Стучки Архангельского района, и тот зафиксировал: «Жена председателя колхоза Буш, узнав о связи мужа со счетоводом Кларой Кноох, зарезала своих детей и покончила с собой, после чего Буш женился на Кноох, но не остался в колхозе, пошел на повышение, стал заместителем заведующего районным земельным отделом. Должность эту получил за подарки секретарю райкома партии Глазову – продукты из колхозного склада». Что же предложил проверяющий, изложив в докладной записке эти и многие другие факты? Он пришел к выводу, что в колхозе нужно немедленно наладить культурную и спортивную работу.
В годы войны газета «Красная Башкирия» неоднократно рассказывала о женщинах тыла, заменивших ушедших на фронт мужчин: «На предприятиях треста “Туймазанефтъ” широко применяется женский труд. Женщины работают буровиками, операторами по добыче нефти, слесарями, токарями, трактористками, шоферами, дизелистами и т. д.» (16 июня 1943 года); «Анна Харина – первая доменщица Башкирии. Об этом она недавно написала отцу на фронт. Отец и дочь вместе сражаются против ненавистного врага» (3 января 1944 года). Отец и дочь – вместе, а секретарь обкома – отдельно.
Вот что рассказал в воспоминаниях нарком авиационной промышленности Алексей Иванович Шахурин:
«В город было перебазировано несколько заводов, в том числе крупнейший моторостроительный, а также некоторые научно-исследовательские институты авиационной промышленности. Они обосновались в 18–20 километрах от города. Эшелон за эшелоном прибывали на необжитое место эвакуированные, а их около 125 тысяч. Жилья почти никакого. Лишь бараки и несколько трехэтажных домов. Больше трех тысяч в них не разместить. Что делать с остальными? Зима пришла рано, сразу с большими снегопадами и сильными морозами. В ноябре наступили лютые холода.
Как увидел все это, сразу направился в областной комитет партии – посоветоваться и просить помощи. Приехал в обком и вдруг застал там необычную тишину и безлюдье. Времени только шесть вечера, а в обкоме почти никого.
Зашел в приемную, спрашиваю:
– Можно ли переговорить с первым секретарем?
Мне отвечают:
– Нет, хозяина не будет до восьми часов, он с пяти до восьми обедает.
Я был поражен. Во время войны – три часа на обед и дневной сон?! Поверить в это не мог. Тем более после того, как только что видел напряженнейшую работу Куйбышевского обкома партии. Покоробило меня и выражение «хозяина не будет». Ну, думаю, и нравы. Не застав на месте первого секретаря, спрашиваю:
– А где секретарь по промышленности?
– Все будут в восемь вечера».
Может быть, тогда, а возможно, и раньше родилась злая шутка: «Народ и партия едины, да ходят в разны магазины».
Республиканский архив общественных объединений хранит многие документы обкома партии времен войны, в большинстве – мольбы о помощи: «Белебеевский и Белорецкий театры являются театрами третьей группы, и поэтому актеры получают только хлебные карточки по 400 грамм. При таком питании театры не сумеют удержать лучшие кадры, которые переходят из-за плохого питания в театры второй группы других городов. Поэтому управление по делам искусств просит вас, председателя Совнаркома БАССР Вагапова и секретаря обкома ВКП(б) (Раимова. – Ю. Е.) разрешить вопрос о выдаче актерам рабочих хлебных и продуктовых карточек, а также о прикреплении актеров к столовой улучшенного питания».
Даю некоторые пояснения: хлеб продавался в магазинах по карточкам от 250 граммов до одного килограмма в сутки по очень низкой цене, от 75 копеек за килограмм. На черном рынке можно было купить один килограмм хлеба за 100 рублей, эта цена изменялась в зависимости от времени года. Выдавались населению еще и продовольственные карточки с талонами на мясо-рыбу, жиры, крупу, сахар, соль. В удачные месяцы можно было выкупить подсолнечное масло, чаще по талонам «жиры» отоваривали брынзой либо плавленым сыром. Бывало, что талоны вообще не отоваривались. Да что об этом много рассказывать, уфимцы же помнят талоны, выдавшиеся в 1992 году на водку, и справки на приобретение табачных изделий. В те годы мне довелось много ездить в командировки по стране, и я видел длиннющие очереди за водкой, «петли Горбачева» в Москве, Перми, Хабаровске, а в Ульяновске толпа у папиросного киоска была много больше, чем у Дома-музея Ленина.
К концу войны вместо «мяса-рыбы» стали отпускать американский яичный порошок (говорили тогда, что его делают из морских ракушек), на рынке можно было купить и американскую тушенку, но ее выдавали лишь военнослужащим. Картошка на рынке стоила до 60 рублей за килограмм, мясо, естественно, дороже. Зарплата же оставалась на довоенном уровне, врачам и учителям – около полутысячи рублей, но 400 граммов хлеба в день, ночному сторожу – 90 рублей, зато 600 граммов. Большинство городского населения, особенно дети, выжило благодаря столовым – школьным, заводским.
В сентябре 1945 года (война окончена, но карточная система еще действует и даже ужесточена) распоряжением Совнаркома БАССР № 578 были премированы поэты, участвовавшие в переводе Гимна СССР с русского на башкирский язык. Основным переводчикам – С. Кудашеву, Р. Нигмати, Г. Шамукову – по две тысячи рублей каждому, остальным поэтам, «участвовавшим в деле перевода, тексты которых частично были использованы при составлении окончательного текста», – Г. Гумерову, К. Даянову, С. Максудову, Дж. Киекбаеву, А. Валееву и А. Кирееву – было дано на всех четыре тысячи рублей. А сам председатель Совнаркома тогда получал 1600 рублей на весь год для приобретения продуктов питания! То есть во много раз меньше, чем поэты за единый, хотя и важный, труд. Но поэт на две тысячи рублей мог купить на рынке не больше одного мешка картошки, зато председатель Совнаркома…
В годы войны на территории Башкирии были сформированы и затем отправлены на фронт несколько воинских частей, в том числе Башкирская кавалерийская дивизия. Население республики поддерживало тесную связь с воинами, в дивизию неоднократно выезжали делегации из Башкирии.
Вот заметка из «Красной Башкирии» за 21 февраля 1942 года: «Трудящиеся орденоносной Башкирии отправили эшелон с праздничными подарками на фронт. В их сборе принимали участие рабочие и служащие Уфы, Белорецка, Ишимбая, Стерлитамака, Бирска и колхозники 16 сельских районов республики. В эшелоне 18 вагонов, три из них – с мясом, один – с битой птицей, вагон копченостей, пять вагонов масла и кондитерских изделий, три вагона с медом, два – с винными изделиями, и три вагона индивидуальных посылок. Эшелон сопровождает делегация в составе 14 человек. Среди них – председатель Президиума Верховного Совета БАССР Ибрагимов, секретарь обкома по пропаганде и агитации т. Усманов, т. Саяпов (обком ВЛКСМ), бывший красный партизан Белорецка т. Мамин, мастер мартеновского цеха Белорецкого металлургического завода т. Токарев и др.».
А вот протокол заседания бюро обкома ВКП(б) «О недостойном поведении руководителей делегации, выезжавшей на фронт с подарками от трудящихся БАССР» от 23 мая 1943 года – уже о другой поездке, но возглавлял делегацию тот же секретарь обкома по пропаганде Усманов.
Перед отъездом из Уфы членов делегации обеспечили продовольствием на весь дальний путь туда и обратно. Тем не менее они беззастенчиво запускали лапы в чужое добро, и в результате дивизия недополучила отправленные ей земляками продукты в таком количестве: мяса – 4257 кг, крупы и сахара – 678 кг, птицы – 235 кг, печенья, пряников, сухарей и сушек – 1117 кг, колбасы – 200 кг, меду – 358 кг, пельменей – 208 кг, масла – 121 кг, капусты – 2007 кг, яиц – 640 шт., муки – 622 кг, водки – 500 литров.
В те годы за горсть колосков, подобранных на колхозном поле, судили и отправляли в колонии. А секретарю обкома партии, умудрившемуся выпить с друзьями полтонны водки под хорошую закусь, объявили выговор. Правда, сняли с работы. Наркома пищевой промышленности БАССР Бикметова наказали строже: исключили из партии. Потому что он не только пьянствовал, но и приставал к женщинам, включенным в делегацию.
Предвижу возражения читателей: автор сгустил краски, показал только темные, частные факторы из жизни коммунистической партии, в истории которой были и навсегда остались в памяти народа многие славные дела, воинские и трудовые свершения. Мне остается лишь повторить фразу, написанную выше: коммунисты вступили в двадцать первый век под красными знаменами, так и не изгнав из своих рядов ни палачей, ни охранников, ни осведомителей, продолжая гордиться своим революционным прошлым.
Улицы Уфы всё еще носят имена террористов и стукачей. Странное сочетание: республиканская библиотека носит имя Заки Валиди, а памятник в Уфе поставлен активнейшему борцу с валидовщиной. Прекрасный специалист, но в то же время и автор доносов на своих коллег, не менее талантливых специалистов, удостоен посмертно мемориальной доски на доме, где он жил. А оклеветанные им коллеги тоже удостоены посмертно – реабилитации.
Юрий Ерофеев, Истоки РБ
Оригинал публикации
История. В борьбе роковой, в любви беззаветной
Раздел: История | Просмотры: 23241 | Комментарии: 28