Иосиф Бродский в своем единственном стихотворении, напрямую оценивавшем независимость России, — в «Подражании Горацию» 1993 года — писал совершенно точно: «Лети по воле волн, кораблик. Твой парус похож на помятый рублик». Впрочем, когда стихотворение было написано, рублик уже не был советским. Совершенно забытое административное сражение России за экономическую власть, чью память мы празднуем 12 июня, в день публикации Декларации о государственном суверенитете 1990 года, уже было выиграно.
Последний рывок в коммунизм
Так бывает нередко — самое важное и интересное, все то, что вызвало к жизни государственный суверенитет России, в Декларации 12 июня не упоминается ни словом. Вы не обнаружите в тексте ничего, что было бы связано с вопросами экономики. Однако суверенитет, провозглашенный летом 1990 года, был, в первую очередь, экономическим суверенитетом — и история, в которой это произошло, началась задолго до Горбачева, Ельцина и вообще идеи, что в России что-то может поменяться.
Мало кто сейчас помнит, что такое «Продовольственная программа», одобренная в СССР 24 мая 1982 года на период как раз до 1990 года, но на деле началось все именно тогда: за несколько месяцев до своей смерти генсек Леонид Брежнев де-факто признал, что в СССР есть существенные проблемы с производством продовольствия, и поэтому нужно их решать экстраординарными мерами. До принятия «Продовольственной программы» эти проблемы, несомненно, тоже существовали. Импорт продовольствия, в первую очередь, пшеницы, монотонно нарастал все 70-е годы, достигая на пике в 80-х чудовищной цифры 40 млн тонн (а начинали при Хрущеве с 3 млн тонн в год). Но деньги на это были и в 1974-м и в 1982 году — рост цен на энергоносители позволял СССР не только реализовывать главный экономический проект позднего Союза, организацию экспорта ямальского газа в Европу, но и закупать еду за пределами страны. Нефть тогда стоила около $30–35 за баррель: не будем забывать, что сейчас аналог этой цены, учитывая инфляцию доллара, — $75–85 за баррель. Если добавить, что в 1978 году нефть, экспортируемая из СССР, в нынешних долларах стоила $130–140 за баррель, — можно лишь изумляться тому, куда, в какой космос отправлялись десятки миллиардов долларов экспортных доходов времен застоя. «Продовольственная программа» была, по сути, капитуляцией политбюро Брежнева перед неумолимой экономикой.
Приход Михаила Горбачева к власти в марте 1985 года можно считать в этих процессах малозначимым эпизодом: он, собственно, начал с того, что утверждено было в марте 1981 года на ХXVI съезде КПСС в рамках одиннадцатой пятилетки, в которую «Продовольственная программа» и другие квазиреформы были вписаны.
Лечение рублем и долларом Составляющих в курсе, который должен был спасти СССР, имелось две. Первая — организация «инвестиционного рывка» в экономике СССР, в том числе на заемные средства и кредиты из-за пределов страны. В 1981 году кредитная задолженность СССР, ранее почти отсутствовавшая, уже составила около $10 млрд. В 1985 году она выросла до $29 млрд, а в 1988 году — до $43 млрд. До 1988 года все это мало волновало власти — по мировым меркам долг был невелик. Инфляция в годы подготовки к будущему экономическому рывку была практически нулевой — порядка 1–2 % в год, де-факто же за счет специфического устройства советских финансов цены в рознице принципиально не менялись с 1961 года.
Следствием этой невиданной стабильности и было снижение экономического роста с 7–10 % ВВП в 60-х годах до 2 % ВВП в начале 80-х. Вторая составляющая в этой стратегии — уже больше заслуга Михаила Горбачева: наращивание доходов населения, до 1986 года наряду с западными кредиторами СССР несшего на себе бремя инвестиционных расходов для «большого скачка». В 1986 и 1987 годах номинальные доходы населения СССР росли на проценты в год. Но именно на последующие годы пришлось начало стремительного увеличения доходов: 9 % прироста зарплат в 1988 году, 11 % — в 1989-м, 16 % — в 1990-м. При фактически неизменных ценах и отсутствии предложения товаров и услуг у населения на руках начали впервые с Гражданской войны образовываться значимые суммы. Их пытались привлекать в Госбанк — ставки депозитов при околонулевой инфляции достигали в 1990 году 9 % годовых, — но в основном они были наличностью, на которую нечего купить. А принятый Верховным Советом СССР союзный бюджет на 1988 год предполагал дефицит 9 % ВВП. В 1989 году он превысил 10 % (планировались 7 % — что показывает реальные возможности власти им управлять). Погашался дефицит эмиссией рублей Госбанком СССР — но поскольку цены в СССР были зафиксированы, до поры до времени инфляция была скрытой или ждала времени либерализации цен — отсрочка покупалась дефицитом всего на свете и производством множества невостребованных товаров. Одновременно с этим — во многом в связи с тем, что партнеры СССР по СЭВ перешли на торговлю с главной страной советского блока в конвертируемой валюте, — обрушился и активный платежный баланс: в 1988 году он был близок к нулевому, в 1989 году впервые зафиксированы просрочки по платежам СССР внешним кредиторам. И всю эту экономическую вакханалию в стране, по существу, некому было увидеть.
В 1986–1988 годах непрерывные административные реформы, слияние и разделение министерств, освобождение предприятий от гостребований и последующее ужесточение режима превратились в единую пеструю ленту событий, которую и при желании никто не смог бы контролировать. При этом экономический корабль СССР по-прежнему величественно плыл к будущему экономическому рывку, к росту динамики ВВП максимум с 2 % в 1989 году до воображаемых в ЦК КПСС 7–8 % в 2000 году. Надо было что-то делать, поскольку первые массовые забастовки в РСФСР начались в июле 1989 года — пусть и в основном под политическими лозунгами. Именно в этот момент и появилась возможность для существования России.
Приведено в сокращении.
The New Times
Оригинал публикации
«Лети по воле волн, кораблик. Твой парус похож на помятый рублик»
Раздел: Политика | Просмотры: 22728 | Комментарии: 39