Для начала одно наблюдение, которое мне кажется вполне метафорическим. Те из вас, кто был в Афинах, помнят этот метафорический пейзаж. Над городом на скале — Парфенон, а внизу сегодняшние Афины. И там обитают сегодняшние греки. Все это, как правило, милейшие люди, но они не имеют никакого отношения к тем, кто делал Парфенон, к греческой цивилизации, к Софоклу, Аристотелю, к афинской школе. Это просто люди, которые живут на том же месте, где все это было когда-то и, с поправкой на столетия под османским игом, генетически как-то восходят к тем людям, которые делали Афинскую школу.
Но цивилизации создаются не генетикой. Цивилизации создаются школами. В этом смысле греческая цивилизация пережила века в высшей точкe. А дальше, — да, на этом месте живут люди, ездят на мотороллерах, торгуют — все-все прекрасно. Только это уже не имеет никакого отношения к цивилизации — это просто находится на том же месте.
Русская цивилизация достигла своего пика как цивилизация в конце XIX — начале XX веков. Всего за несколько веков до этого она была еще какой-то восточной дикой окраиной Европы. И вдруг за пару-тройку веков выясняется, что это европейская цивилизация — огромная русская цивилизация, без которой уже нельзя считать полной мировую цивилизацию.
Вот, по Платонову, — уже не по Платону, а по Платонову, — без нас мировой народ не полный. Вдруг — взлет, вдруг — Менделеев, Чайковский, Вернадский, Павлов, русская философская школа, Циолковский, Серебряный век и так далее. Вдруг выясняется, что это огромная цивилизация, без которой уже, конечно, нету мировой цивилизации — без Толстого, Чехова, Достоевского, Шагала. Всего за пару-тройку веков после того, как Россия вступила на европейский путь.
Вступила она своеобразно. Петр Первый стал символом нашего приобщения к Европе. Приобщение это оказалось очень характерным для нас. Мы, по большому счету, в этом ключе и продолжаем существовать. От Европы был взят инструментарий: точные науки, вооружение, идеи империи. Вот посылались образовываться боярские дети. Отлично, мы возьмем у Европы науки, возьмем у Европы корабельное дело, фортификацию. Но Петр совершенно не предполагал брать у Европы никаких идей самоуправления. Да, и в Лондоне было посольство. Да, и в Голландии Петр Михайлов-плотник работал. Взял очень многое, очень мощно рванул в эту сторону. Россию, действительно, поставив на дыбы. Но только в технократическом отношении, совершенно не интересуясь тем, откуда это все.
Но это ему не надо было. У него была державная, имперская идея, которая в нем мощно воплотилась.
Закончилось это всем тем, чем всегда кончается имперская идея: резкий подъем, резкий рывок — как потом сталинская коллективизация, — и потом быстрое выдыхание.
И вот мы рванули. Россия рванула инструментально, взяв у Запада очень многое и совершенно не поинтересовавшись, откуда это, собственно, взялось.
А путь науки, разумеется, прямо связан со свободой, с постепенным освобождением общества. И история Галилея, и история всей европейской науки — это история политической борьбы, где наука была на переднем крае.
К XVII-XVIII веку нам это досталось готовеньким. Наука уже создана, университеты есть — можно взять. И это одно из наших базовых проклятий, которое мы продолжаем весело нести.
На новом этапе есть глобализация, и оборотная сторона глобализации заключается в том, что это прекрасный шанс на халяву. Если раньше каждый получал по развитию своему, то есть в Европе университеты и европейское развитие жизни, а в Африке — Африка и африканское развитие жизни, то сейчас, спасибо глобализации, возникает поразительно красивая ситуация.
Дикарь на BMW с айфоном, которому совершенно не надо развиваться при этом. Для того, чтобы у него был BMW и айфон, ему достаточно цен на нефть или чего-то еще. Ему не надо развиваться. Дикарь, особенно руководящий, взял блага западной цивилизации и совершенно не заинтересован ни в каком социальном развитии.
И это сегодняшняя ловушка человечества, которую каждая страна ест по своему. Тема, которая давно встала в полный рост, но европейская цивилизация уже в прошлом году была вынуждена «навести ее на резкость». Вот есть внешний мир, которому очень нравится Европа — в смысле уровня жизни, социальных гарантий. Давайте мы приедем в Германию, там отличные социальные гарантии. Что с этим делать? Но это мировая проблема.
Нам бы их проблемы, как говорится. Мы-то по эту сторону проблемы, я имею в виду нас — россиян. Мы по другую сторону, потому что мы, собственно, те, которые пришли и сказали: «Отлично! Нам нравится ваша цивилизация. Нам нравится шопинговаться в Милане, нам нравятся немецкие машины, нам нравится итальянская обувь, французский парфюм и американский айфон. Давайте! Но не учите нас жить! Не лезьте в наши внутренние дела! Не рассказывайте нам, как надо! Давайте плоды цивилизации и займите свое место в нашем сознании, пиндосы, растленная Гейропа и все остальное!».
И вот этот дикарь в итальянской обуви, на немецкой машине и с американским айфоном, из своего — только Христос. Больше ничего отечественного. Духовность, да? Ничего отечественного мы не производим. Ну еще женщины красивые, по традиции. Водка, женщины и Христос — триада.
У нас свой Христос. Когда я говорю «у нас», я говорю про Россию. Мы с византийских времен освоили выпуск своего Христа, который к этому вашему протестантизму имеет очень малое отношение.
У нас истинный Христос, потому что вы давно сгнили. У вас вот айфон, а у нас — духовность! И мы — с вашим айфоном и со своей духовностью.
Поскольку айфон ваш и машины ваши, а еще, если брать шире, социальные гарантии ваши, то это очень удобная ситуация, которая фактически делает ненужным развитие. Мы проходили так или иначе в учебниках истории, как опережают потребности, как сознание человека опережает текущую организацию жизни. И дальше начинается самостояние человека, «залог величия его», как сказано у Пушкина.
Ну в Европе это случилось — 800 лет Великой хартии вольностей, тысячелетние традиции университетов. А тут выясняется, что можно перепрыгнуть и взять сразу плоды, и не надо развиваться. Парадоксально очень выигрышная ситуация. Выигрышная тактически и абсолютно чудовищно проигрышная стратегически. Потому что просто не надо ничего делать. И тебе, и еще твоим детям, может, не надо.
Но в какой-то момент разрыв между социальным устройством общества, самоорганизацией людей, сознанием людей в какой-то момент приходит, как нас учили в советские времена, в антагонистическое противоречие. Выясняется, что надо выбирать.
В какой-то момент становится тесно. И в сегодняшней России это привело просто к расколу — две России, у которых почти ничего нет общего.
Есть Россия, традиционно ориентированная на европейские ценности, поскольку все-таки уже несколько веков мы учим европейские языки, ориентируемся на Европу и так далее — с Екатерины уж точно.
А есть другая Россия, которая которая совершенно не испытывает надобности меняться. Пока гиря до полу не дойдет, ей вполне комфортно в том статусе, который есть. Империя и цивилизация.
Вот они столкнулись. Здесь, где мы с вами встречаемся, они столкнулись раньше. И здесь цивилизация победила империю.
Блестяще выяснилось на этой территории, что великая цивилизация может пережить великую империю. Империя может остаться в качестве декораций, в качестве памяти.
Вот есть Букингемский дворец, есть гвардейцы, есть Киплинг — певец империи, — и это никуда не делось. Но только страна живет уже по другим законам. Цивилизация, в которую входят и Киплинг, и Оскар Уайльд. В дистанции века-полутора они через запятую: Киплинг, Оскар Уайльд. В этом нет никакого противоречия, потому что и тот и другой — плоды великой английской цивилизации.
А империя осталась как история, к которой относятся уважительно, с юмором, как к декорации монархии, но она не повисла гирями на ногах. Феодально-имперское тяжелое, устаревшее устройство общества не повисло на ногах. Страна пошла дальше. И весело и лихо идет дальше — современное общество, живущее по современным правилам в прекрасных декорациях, оставившее это именно так.
Я боюсь быть драматичным или мелодраматичным, но, мне кажется, что в России сегодня мы подошли к этой развилке.
И Путин — это симптоматика живучести российского имперского гена. Потому что, если посмотреть с дистанции, то Путин — это продолжающееся обрушение, разрушение, распад Российской империи.
Российская империя, которая, в отличие от цивилизации, достигла своего пика в середине XX века, после Второй мировой войны, когда на паях с Америкой владели миром. Полумиром владела эта империя. И это, конечно, была к этому времени империя. И в этом заключается наша ошибка 1991 года — ошибка моего поколения, по крайней мере.
Мы полагали, что дело в КПСС, в СССР, что мы имеем дело с какой-то отдельной коммунистической идеологией, которую надо победить. Ну да, победили, только оказалось, что это были просто одежды имперские. И этого мы, удивительным образом, почему-то не понимали. С исторической дистанции это очень понятная вещь.
Собственно у коммунистической идеи в Советском Союзе было два десятилетия жизни. Уже к середине 30-х был разгромлен, расстрелян Третий Интернационал. В начале 1940-х годов Сталин вернул все русские военные ордена и царскую форму и тост поднимал за великий русский народ. С середины 40-х годов это была уже в чистом виде (и в лексическом смысле это прорывалось) имперская тема. Это была русская империя, достигшая своего пика. Цивилизация погибала, и эту цивилизацию продолжали убивать. И сегодня у власти наследники тех, кто убивал ту цивилизацию.
И здесь парадоксальный вариант. Как только на экспорт что-нибудь, то мы тут же… Обратите внимание: как Сочи — так кто у нас на открытии Олимпиады в Сочи, чем Россия хвастается перед миром? Что она демонстрирует как главный товар? Наташа Ростова, Серебряный век, Чехов, Менделеев, наука, культура!
Империя выволакивает на рынок и продает миру, очень успешно втюхивая, цивилизацию, которую она убила.
Чеховских сестер изнасиловали в 1918 году революционные матросы. И сегодня у власти наследники тех, кто насиловал чеховских сестер.
Ну может быть, Ольга по возрасту избежала изнасилования, а Ирину и Машу — точно. А сегодня путинская империя — наследник Железного Феликса, этого всего — они торгуют с миром той цивилизации. Как если бы сегодняшние греки говорили: «Вот Платон, Сократ, афинская школа». Но только греки хотя бы не уничтожали сами афинскую школу. А тут ровно те, кто уничтожал эту цивилизацию, говорят: «Вот мы — наследники!» И это парадокс, не осознанный нами.
Потому что по-прежнему большинство более-менее образованных россиян искренне считают себя наследниками той России. Страна Толстого. Да, «Толстого» — прилетает прямым в голову, нокаутом прилетает с каждого поворота, — с его отношением к православию официальному, с его отношением к патриотизму, с его отношением к империи, с его отношением к этому имперскому гену. Поэтому столетие Толстого так скромно прошло в России. Так как-то спустили на тормозах, — особо нечего было процитировать из Льва Николаевича.
Потому что он, конечно, представитель великой цивилизации, которая, безусловно, уже почти похоронена. Это доминантный имперский ген и Путин как симптом живучести, силы этого гена — отсюда его успех. Потому что этот ген — это родное. Это чешется. Это величие очень легко подкупает. Это представление о величии страны, именно об имперском величии. Это то, чем сегодня инфицировано большинство россиян.
Представление о величии связано, безусловно, с имперской темой — просто нет другого представления. И Путин, как кто-то заметил замечательно, — выдающийся политик XIX века или там XVIII, XVII, когда величие политика определялось количеством захваченных земель. Когда великим был тот, кто захватил. Он расширил территорию страны — он великий. Но только сейчас XXI век, а мы все воюем позапрошлую войну, мы все расширяем территорию.
Приведено в сокращении.
Открытая Россия
Оригинал публикации
Шендерович: «Почему, говоря о русском народе, мы непременно имеем в виду Шарикова?»
Раздел: Общество | Просмотры: 12551 | Комментарии: 42