Сами монголы принадлежали к близкой митраизму (2) религии бон. Судя по сведениям, которые изложены в книге «Сокровенные сказания монголов» (XIII в.), вовсе не исключено, что Тимучин родился в христианской семье. Вообще говоря, биография Тимучина изобилует «странными», иррациональными фактами. Так, в один прекрасный день бахадир Ясугей, отправившись на охоту, встречает одного меркита, который вез домой свою невесту кераитку, посадив на арбу. Недолго думая, Ясугей приводит на подмогу двух своих братьев и отбирает невесту у бедолаги-жениха. Позднее девушка по имени Оэлун становится женой Ясугея. От этого брака и рождается Тимучин (в 1162, по некоторым источникам— в 1155 г.). Это был первый ребенок в семье.
После него появляются на свет еще трое мальчиков и одна девочка. В 1171 г. Ясугей, по монгольскому обычаю того времени, отвозит Тимучина на воспитание в семью родственников со стороны жены, принадлежащую к знатному роду Тайджаутов из племени кунгратов. По пути домой он встречает трех татар, которые, как велит обычай, предлагают разделить с ними трапезу. Ясугей принимает предложение попутчиков, а через три дня, возвратившись домой, внезапно умирает. В народе распространяется слух, что Ясугей был отравлен теми татарами. С этим связывают и неприязнь Тимучина к татарам. На этом слухи и домыслы, окутывающие судьбу Тимучина, не исчерпываются. Оказывается, благополучие семьи держалось только на авторитете Ясугей-бахадира, занимавшего видное положение в обществе — хана-владельца и старейшины племени. С его смертью начинаются злоключения оставшихся в живых членов его семьи.
Тимучину благодаря хитрой уловке родных удается избежать почему-то угрожающего ему суда тайджаутов; вслед за этим, по окончании погребальной церемонии, соплеменники отбирают у них имущество, скот и вместе с семьей изгоняют в необитаемую скалистую местность. Это необычное обстоятельство историки объясняют слишком упрощенно, утверждая, что всему виной была алчность соплеменников, готовых на все, чтобы получить скот Ясугея. Но нам известно следующее: в патриархальном обществе племя несло полную ответственность за дела каждого своего члена, за его благосостояние и здоровье, не говоря уже о том, что не существовало обычая преследования сирот и осиротевшей семьи и вынесения им смертного приговора. Это во-первых. Во-вторых, как справедливо утверждает
Л. Н. Гумилев, вышеописанная версия смерти Ясугея тоже вызывает сильные подозрения. Действительно, если он был отравлен татарами, то как же он проделал трехдневный путь, прежде чем умереть. Видимо, он был все же отравлен своими соплеменниками, и, согласно желанию большинства, вину свалили на попутчиков-татар... Напрашивается вывод, что ни сам хан, ни его семья не пользовались особой любовью сородичей, которые отомстили им при первом же удобном случае. По крайней мере, такой вывод хорошо вписывается в канву событий.
А теперь продолжим наш путь сквозь покровы тайн и загадок, окутывающих имя Тимучина. Как вы помните, после смерти Ясугея семья его осталась влачить жалкое существование среди голых скал. Сперва они живут тем, что собирают ягоды, травы и коренья. Со временем строят себе жилище вроде шалаша. При помощи лука и стрел начинают охотиться на диких животных и птиц, ловить рыбу. Однако вскоре происходит новая трагедия: где-то в 1178 или 1179 году 16—17-летний Тимучин вместе со своим братом Хасаром убивают Биктара — родного брата от второй жены отца. За что — нам остается только гадать. Этот поступок приводит в негодование тайджаутов (хотя, с точки зрения элементарной логики, они не имели никакого отношения к тому, что произошло)... Тимучина схватили, связали, надели на шею деревянное колесо, чтобы он не смог руки поднести ко рту и увезли с собой; этот приговор, во враждебной среде, означал голодную смерть. Но происходит чудо: однажды ночью Тимучину удается бежать. Конечно, тайджауты пускаются вслед за беглецом. Тимучин пытается спастись от погони, спрятавшись под водой, один из преследователей обнаруживает его, но, посмотрев несчастному юноше в глаза, проникается жалостью и не выдает его... По счастливой случайности оставшийся в живых Тимучин, с которым произошло еще немало таинственных приключений, в конце концов убегает в горы, где из подобных себе беглецов сколачивает разбойничий отряд (а может, и сам прибивается к такому же отряду?) и начинает наводить ужас на всю округу.
Как вы уже заметили, события, связанные с юными годами Тимучина, напоминают легенду, изобилующую «белыми пятнами». Нам же представляется, что историки (в том числе и древние) нарочно умалчивают и «не замечают» некоторые факты, касающиеся самых важных моментов биографии Тимучина, и делают это с вполне конкретной целью — утаить принадлежность Тимучина к христианской вере. Конечно, чтобы разобрать по кирпичикам и сложить снова биографию такой выдающейся исторической личности, перевернувшей историю целого ряда народов и возглавившей известное всему миру монгольское нашествие, нам не хватает отдельных деталей, но ведь никто не может запретить строить гипотезы. И если гипотеза помогает объяснить событие и явления более точно и мотивированно, чем предыдущие, то она имеет право на существование.
А раз так, то попробуем взглянуть на биографию Тимучина несколько в ином ракурсе.
Как нам известно, Ясугей-бахадир становится во главе одного из самого могущественных объединившихся монгольских племен — борджигенов (Л. Н. Гумилев. Поиски вымышленного царства. М., ГРВЛ, 1970 г.). Он помогает христианам-кераитам избавиться от власти гурхана, в результате чего устанавливаются дружеские отношения между двумя Племенами — кераитами и борджигенами. Однако, одного этого недостаточно для прочного мира — сегодня друзья, а завтра враги. Мало ли подобных примеров знает история? Значит, дружбу нужно скрепить и «идеологически», и кровными узами. А не могло ли случиться так, что в лице жены Оэлун в юрте Ясугея появляется миссионерка? Допустим, что хитроумная молодая женщина обращает бахадира в свою «кераитскую» (несторианскую) веру. Однако, соплеменники Ясугея (борджигены) не хотят, чтобы их, как стадо баранов, загоняли в новую веру.
Этим объясняется их ненависть к Ясугею и его семье, что приводит к убийству Ясугея и полной изоляции семьи, принявшей христианство. Мало того — чтобы держать семью под постоянным наблюдением, к ним приставляют в качестве соглядатая Биктара. Среди кочевников бытовал обычай приговаривать шпионов и доносчиков к смертной казни. Если так, то убийство Биктара Тимучином и Хасаром выглядит, вопреки толкованиям некоторых историков, не как проявление кровожадности и необузданного нрава, а как возмездие доносчику и предателю, как закономерная развязка напряженных до предела отношений, существовавших в средневековом патриархальном обществе.
Первым политическим шагом Тимучина явилось выражение лояльности по отношению к христианам. После организации отряда беглецов он берет себе в жены свою суженую Бортэнэ из племени тайджаутов; и принеся в дар соболиную шубу молодой жены, устанавливает союз с христианином Тугрыл-ханом, которому в свое время Ясугей помог занять трон кераитов... Вы скажете, цепь случайностей? Вполне возможно. Однако, как они с удивительной легкостью, как рассыпанные бусинки, нанизываются на единую нить закономерности.
Кем же были беглые, составившие разбойный отряд Тимучина? Людей, не ужившихся со своим племенем, изгоев общества, вступивших на путь разбоя, в Центральной Азии называли «люди длинной воли» (Л. Н. Гумилев. Поиски вымышленного царства. М., ГРВЛ, 1970 г.). В отряде Тимучина эти люди вступают в политическую борьбу, разыгравшуюся в Центральной Азии. Произошло это так: в период сближения Тимучина и Тугрыла, подобные отряды других регионов, объединившись, выступили против маньчжуров и, потерпев поражение, вынуждены были отступить. Двое союзников — Тимучин и Тугрыл,— объединив свои войска, в пух и прах разнесли отступивших беглецов. За оказанную помощь маньчжуры присвоили Тугрылу титул «ван» (князь), а Тиму-Чину—«чаутхури» (комиссар). Таким образом, бывшйй степной «Робин Гуд» при помощи своих соратников и доблестного хана христиан-кераитов Тугрыла выходит на новый, более высокий политический уровень, делает первые шаги от главаря кучки разбойников — до «комиссара», от Тимучина — к Чингиз-хану.
В предыдущем номере мы ознакомили читателя, хотя и несколько поверхностно, с биографией Чингиза — Точнее говоря, с началом долгого жизненного пути, который приведет его затем к мировой славе. Во всех этих сведениях (если не считать того факта, что «великий хан» вступил в тесную связь с кераитами, которые оказывали ему всяческую поддержку), казалось бы, нет прямых указаний на «христианство». Тому есть свои причины, пройти мимо которых было бы непростительно.
Зададимся вопросом: когда была написана известная книга под названием «Сокровенные сказания монголов»? По дошедшим до нас данным — в 40-х годах XIII века. Именно в это время Центрально-Азиатская Монгольская империя, отстраняясь от Западных Крестовых походов, устремляет взор в сторону Китая. В том и состояла цель написания книги — представить Чингиза как инициатора и приверженца именно этой политики, и понятно, что в это переломное время «пропаганда» связи Западных походов монгол с христианами противоречила бы национальным интересам.
С другой стороны, неоправдавшиеся надежды, возлагаемые христианами на монголов, «измена» последних «священным целям», более того — переход в оппозицию оказали сильное воздействие на взгляды видных западных историков. Уже у Плано Карпини и Рубрука — в их записках нет ни единого намека на приверженность Чингиза к христианству. Как мы уже отмечали, поразивший историю еще в те времена недуг «избирательной» слепоты (видеть только то, что нужно), тенденциозности сохранился до наших дней. Поэтому представляется важным раскрыть истинное лицо Чингиза — без этого трудно понять политическое кредо этой выдающейся личности, стоящей во главе монгольского войска. Однако, этому предшествуют некоторые моменты биографии.
Вспомним, что жизненные обстоятельства — таинственная смерть отца, который, опираясь, на свой авторитет бахадира (бахадир — богатырь, силач) и ханство, попытался сыграть роль христианского миссионера и погиб, подобно раздавленному насекомому; жизнь в семье, от которой отвернулись соплеменники, — все это приучило Чингиза к чрезвычайной осторожности и изворотливости. Как говорится, обжегшись на молоке, на воду дуть начинаешь. Чингиз успешно проходит жизненную школу, на каждой ступеньке которой, попадая в различные социальные слои, он играет у всех роль «своего человека». И это свойство менять маски сохраняется у него на протяжении всей жизни. В семье он — христианин, среди соплеменников — оплот старых монгольских традиций; в глазах христиан-несторианцев-—христианский полководец; в Семиречье и на Тянь-Шане—поборник справедливости, взявший под свое покровительство притесняемых гурханом мусульман. Таковы многочисленные ипостаси Чингиза. Эта его многоликость давала возможность, с одной стороны, скрывать свое истинное лицо, с другой — завуалировать решающий оттенок Восточных крестовых походов, выведших Чингиза на историческую арену.
Так или иначе, он явился знаменосцем идеи военного похода на мусульманский мир («Восточный крестовый поход»), вынашиваемый всеми народами Степи.
Нужно заметить, что его путь наверх, к трону, был головокружительно быстрым и неожиданным: в 1206 г. на реке Онон происходил курултай (общенациональное собрание), и вчерашний предводитель дружины в 13 тысяч сабель становится во главе самой громадной армии того времени (110 тысяч воинов) и получает неограниченные права императора — правителя всей Центральной Азии. Тогда же решается вопрос о названии народа, составляющего костяк империи: не беря во внимание этническое происхождение, все воины стали именоваться монголами.
В современных учебниках истории Чингиз предстает прямолинейным и бесхитростным воякой, нам рисуют образ кровожадного, изощренно-жестокого, лицемерного военачальника и политического деятеля. В действительности же он был весьма осторожен, не бросался на врага очертя голову; умел скрывать истинные замыслы до решающего момента; прежде чем идти войной на кого-либо, засылал во вражеский стан лазутчиков, многократно проверял их сведения, намечал пути подхода и отступления. Кроме того, он умел находить союзников среди врагов того, с кем предстояло воевать, а по умению совершать обманные маневры ему не было равных. Скажем, прежде чем начать войну против Хорезма, Чингиз при каждом удобном случае трезвонит о своих дружеских и добрососедских намерениях по отношению к этому государству, что он готов на любые уступки и унижения, лишь бы не допустить кровопролития. На создание ореола «святости» и поборника справедливости вокруг Чингиза должны были сработать следующие события: в хорезмском городе Отраре был ограблен торговый караван (о том, что его постигнет такая судьба, Чингизу было известно заранее), что уже само по себе могло служить поводом для войны. Но и здесь Чингиз якобы «проявляет терпение», он еще раз посылает в город своих соплеменников и провоцирует их убийство. Только после этого, проливая крокодиловы слезы, он в течение трех дней и ночей совершает обряд богослужения, чтобы замолить предстоящие грехи, перед всей страной лицемерно демонстрируя свое нежелание проливать кровь врагов: «О Тэнгре, о бог таджиков и тюрков! Ты видишь, что не я виновник смуты! Ниспошли мне победу, чтобы зло было наказано!» (1)
Короче говоря, это был выдающийся дипломат своего времени, непревзойденный мастер по части формирования общественного мнения в нужном направлении; к этим качествам добавляются организаторские способности и талант полководца с такими амбициями, которые и не снились западным завоевателям.
Вышеупомянутая трагедия в Отраре явилась, таким образом, поводом к началу завоевания среднеазиатских просторов. Когда прошло время, нужное, чтобы призывные мольбы о помощи у Западного крестового похода (1217) смогли распространиться по всей Великой степи, в 1219 г. несметные полчища монголов («татар»), по своей стремительной скорости сравниваемые лишь с огнем, пожирающим сухую траву, завоевывают Семиречье и вторгаются в Среднюю Азию. Сжигаются села, сравниваются с землей города, безжалостно истребляются народы. (Историки, в частности Л. Н. Гумилев, объясняют такую жестокость обычаем мстить за убийство своих соплеменников-послов.) Однако, хотя он и делает справедливый вывод о том, что нельзя все сваливать на «дикость» и варварство, истинные причины этого явления, на наш взгляд, остались нераскрытыми. Корни здесь должны быть куда глубже.
Вспомним, что Чингиз, прежде чем на что-либо решиться, семь раз отмерял и тщательно взвешивал все обстоятельства. Если бы он не ставил перед собой цель только присоединить к своим владениям земледельческие оазисы Средней Азии, неужели бы он стал сравнивать их с землей так, что двести лет после этого край не мог от этого оправиться. Вероятно, цели были иными. В условиях спада Западноевропейского крестового движения замыслы Чингиза, конечно, не ограничивались завоеваниями Средней Азии. Поэтому, чтобы не оставить в тылу своих отрядов способного быстро встать на ноги после поражения противника, он приказал разрушить и сжигать все дотла. Однако, на наш взгляд, ему все равно не удается достигнуть основной поставленной цели: согласно планам Чингиза, его воины должны были пройти через ближневосточные районы до Иерусалимского королевства и Латинской империи, обрушившись и на эти регионы, подобно испепеляющему ветру самуму. Но эти планы его на деле ограничились лишь рейдом 20-тысячного отряда под командованием Субудэя и Джебэ, предпринятым на Иран, Кавказ и кипчакские земли. Как говорится, странно, но факт: историки в оценке этих событий проявляют поразительные смещения углов зрения, создают неясные, почти выдуманные картины событий.
— «Один из монгольских отрядов Джебэ и Субудэя, направленный Чингиз-ханом в 1220 г. для преследования бежавшего из Средней Азии хорезм-шаха Мухаммеда, прошел огнем и мечом почти весь Северный Иран, откуда вышел на Кавказ, взял ряд больших городов, разбил военные силы Грузии и с огромной добычей двинулся через Ширвайское ущелье, на Северный Кавказ «в земли аланов и кипчаков»(1). 3. М. Буниятов же дает этому рейду следующую оценку: «Разгром и крушение государства хорезм-шахов произошли в такой короткий срок, что правители государств и Халифата, находившиеся далеко от места событий, не могли даже предполагать, что не пройдет и нескольких месяцев, как грозный вал сметет со всего пути почти все государства на востоке мусульманского мира.» Точно такими же представляются эти факты и американскому ученому Грюнебауму: «Победа монголов над хорезмейцами в 1220 г. повергла в ужас восточный мусульманский мир. Он был потрясен легкостью, с которой победа была достигнута и жестокостью войны с этими невесть откуда взявшимися язычниками, вступившими в борьбу с хорезмейцами за контроль над торговыми путями Центральной Азии» (1).
Историки пишут, делают выводы и заключения, однако не приводят фактов, подтверждающих справедливость этих выводов (может быть, потому что их нет?). Зато полным-полно фактов (даже в работах указанных авторов), опровергающих данные выводы.
Прежде всего, не соответствует истине утверждение о том, что Чингиз завоевал Среднюю Азию одним махом. Чтобы подтвердить это, достаточно сравнить среднеазиатские военные действия Чингиза с рейдом Субудэя в Иран и на Кавказ. А ведь в первом случае Чингиз обрушивается на Среднюю Азию всем своим войском, а во втором действует сравнительно небольшой по численности отряд. Впрочем, и сами А. Я. Якубовский и 3. М. Буниятов вскользь упоминают, что завоевание Чингизом Средней Азии продолжалось более трех лет (1219 — 1221). Для высокоскоростного конного войска это срок немалый, этот поход даже можно назвать затянувшейся военной кампанией. А события развивались совсем по другому плану.
В ходе начавшейся в сентябре 1219 г. нападением на Отрар войны войско Чингиза в феврале 1220 г. захватывает Бухару, а 17 марта— Самарканд.
После взятия Чингизом Бухары хорезм-шах Мухаммед спасается бегством. Вот тогда Чингиз и посылает за ним в погоню отряд под предводительством Субудэя и Джебэ. Сам же с оставшимся войском начинает семимесячную осаду столицы Хорезма, Ургенча, совершает многократные попытки штурма, заканчивавшиеся неудачно, и только после затопления города его жители вынуждены были преклонить колени перед завоевателем. Нет, нелегко далось Чингизу завоевание Средней Азии, много крови и пота пришлось ему пролить. И покорение Средней Азии вовсе не привело в трепет все восточные мусульманские государства, как утверждают некоторые авторы, Чингизу не удалось добиться даже полного уничтожения Хорезмейского государства. Он побеждает Мухаммеда, это так, но на следующем этапе на его пути встает неуязвимый и грозный противник — сын Мухаммеда, Джелаль эд-Дин Мэнкбур.
...Бежавший из Ургенча Джелаль эд-Дин со своими тремястами всадниками, столкнувшись с монгольским отрядом в семьсот сабель, одерживает победу.
Под Кандагаром, встав во главе уже 10-тысячного хорезмейского войска, он атакует монголов, и тем, привыкшим повергать противника в бегство, самим пришлось отступить. Услышав об этом, Чингиз был вне себя от гнева. Естественно, что в условиях, когда в тылу у него начинали формироваться такие мощные военные силы, Чингиз не мог продолжать продвижения на Запад. Он вынужден приостановить поход и выступить против Джелаль эд-Дина (3. М. Буниятов, с. 156—-157). Чингиз справедливо полагал, что пока существует хорезм-шах Джелаль эд-Дин, поднявший знамя борьбы против монгольского нашествия, о победе над Хорезмом и восточными мусульманскими государствами не может быть и речи (это только современные историки, опровергая Чингиза, пытаются доказать обратное).
Действительно, под знамена преследуемого Джелаль эд-Дина временами собираются большие военные силы. Известно, например, что под городом Газна (1221) войско самого Джелаль эд-Дина насчитывало 60 тысяч, к которым прибавилось еще 40 тысяч воинов его родственника со стороны отца Эмина эль-Мулюка. Скоро к нему присоединяются правитель халаджей Сайфетдин Играк, правитель Бэлха Агзам Малик, правитель афганцев Музаффар Малик и правитель карлуков эль-Хасан, у каждого из которых было около 30 тысяч сабель. Джелаль эд-Дин обрушивает эти мощные военные силы на монголов и в результате битвы, продолжавшейся три дня, одерживает победу. Мало того, посланное Чингизом на подмогу 45-тысячное подкрепление после двухдневного кровопролития постигает та же участь.
Однако, в истории ход событий подчас круто меняется с молниеносной быстротой. Фортуна, бывшая на стороне Джелаль эд-Дина, изменила ему. В ходе успешных военных действий в руках Джелаль эд-Дина скопились огромные богатства. При дележе добычи между ним и союзниками возникают распри и раздоры, приводящие к тому, что союзники покидают его. Что касается Чингиза, то он всегда умел воспользоваться подобными случаями. Он настигает Джелаль эд-Дина возле реки Синд и после трехдневного сражения одерживает победу. Самому Джелаль эд-Ди-ну, бросившемуся на коне с обрыва в реку, удается скрыться. Для поимки беглеца Чингиз посылает 20-тысячный отряд, но воины возвращаются с пустыми руками.
Джелаль эд-Дин же, собрав остатки своей армии, спустя недолгий промежуток времени, объединяет под своей властью исламские владения в Индии.
Однако правители этих исламских владений, не желая подчиниться чужеземцу, организуют против него заговор; Джелаль эд-Дин принимает решение уйти в Западный Иран. Чингиз вот в какой ситуации отказывается от продолжения похода на Запад и находит более уместным возвратиться в 1223 г. с основными силами в монгольские степи.
(Заметим в скобках, что Джелаль эд-Дину, в результате многочисленных сражений в 1224 — 1225 гг., удалось подчинить своей власти кирманские земли, Иран, вплоть до Азербайджана, считавшиеся ранее владениями его отца, и снова встать поперек пути монголов. Затем он обосновался в Азербайджане, однако погряз в бесчисленных дворцовых интригах и в августе 1231 г. погиб бессмысленной смертью.)
Становится ясным, что Чингиз, хотя и причинил восточным мусульманам неисчислимые бедствия, но в действительности победы его были не столь уж велики, как пишет Грюнебаум. Не соответствуют истине и утверждения Якубовского, что монголы прошли «огнем и мечом» по Ирану и Кавказу (чтобы дать представление о зверствах Чингиза, Якубовский описывает не сражения на Иране и Кавказе, а события, происходящие при взятии крымского города Сулака. Есть и такие соображения: если бы они прошли обширные районы Ирана и Кавказа «огнем и мечом», от небольшого (20 тысяч) отряда Субудэя камня на камне бы не оставили. Факты подводят к предположению: а не были ли в этом походе иранцы на стороне монголов? Скажем, когда хорезм-шах Мухаммед бежал из Бухары в свои иранские владения, почему ни один город не раскрыл перед ним ворота? Оказывается, Чингиз разослал письма к правителям городов, в которых распорядился не давать пристанища хорезм-шаху (3. М. Буниятов, с. 147). Зато в тех же городах Субудэя с войсками приветствовали с помпой, как нового правителя. И после этих событий иранцы шиитского толка находили в лице монгол поддержку. Скажем, в 1230—1231 гг. по просьбе иранских исмаилитов в Иран были введены монгольские войска. В 1258 году, наоборот, монголы лишь с помощью шиитов добиваются победы при взятии Багдада. Таким образом, сомневаться не приходится: монголы Субудэя не «сметали с лица земли» никаких государств.
Христиане Кавказа (армяне, грузины, которые позднее стали самыми верными и надежными союзниками монголов) не оказывали существенного сопротивления. Короче говоря, были страны, оказывавшие ожесточенное сопротивление (государства Средней Азии), но были и народы, встречавшие монгол со склоненной головой и даже с распростертыми объятиями (те же христиане Кавказа, иранцы и государства, расположенные на Дону).
Если смотреть с этой точки зрения, то борьба, которую вел Джелаль эд-Дин в Иране и Азербайджане, приобретает совсем иную окраску. А если сравнить ее конечную цель с целями Чингиза, то оттенки начинают принимать более резкие очертания. Прежде чем продолжить наше повествование, хотелось бы сделать отступление и обратить внимание на следующие обстоятельства.
Почему Джелаль эд-Дин, захватив трон, не остается в Индии? На это есть несколько возможных ответов. Например, 3. М. Буниятов объясняет его переезд в Иран объединением против него нескольких подчиненных ему правителей и предательством двух военачальников. Неужели Джелаль эд-Дин, один из выдающихся политических деятелей и полководцев своего времени, не склонивший головы перед Чингизом, покинул бы трон из-за столь несущественной причины? Это противоречит его характеру и поведению. В любом случае талантливый человек, сумевший завоевать престол, смог бы его удержать (как Бабур), обладая недюжинным умом, сумел бы найти способ разделаться с неугодными заговорщиками. А все дело было в том, что в данном случае Джелаль эд-Дин вовсе не стремился приобрести новый трон и владения, взамен потерянных в Средней Азии. Ему просто нужны были новые силы, чтобы вновь выступить против Чингиза. После ухода Чингиз-хана в Монголию стало ясно, что он сможет осуществить эти свои планы (выступление против Чингиза) лишь встав на пути монголов к центру ислама — Ближнему Востоку (в западных районах Ирана, стоявших под угрозой нашествия), поэтому, не желая бездеятельно сидеть на троне, как курица на насесте, поспешно направляется в Иран.
Надо сказать, что многие историки не уделяют должного внимания событиям, происходившим после появления Джелаль эд-Дина в Иране. Скажем, есть сведения, что в это время монголы под командованием Тэлана-Чорби захватывают город Кирман. Правитель города Бэрак покидает город в надежде присоединиться к Джелаль эд-Дину в Индии. Надежды его оправдались: Джелаль эд-Дин сам объявляется в Иране, помогает прогнать монголов из Кирмана и возвращает Бэраку трон правителя. Позднее он подчиняет себе Шираз, затем направляется к Исфахану. Недавно подвергшийся нападению монголов бек Исфахана встречает его с радостью.
Так, в период, когда монголы ведут борьбу за города Ирана, вновь внезапно возникает перед ними грозная фигура Джелаль эд-Дина с мечом в руке.
Он быстро берет «под свое крылышко» Западный Иран и Азербайджан — до нашествия эти районы были частью Хорезмейского царства, и правил ими родственник Д. эд-Дина Гыясетдин Пиршах. Выходит, неправы историки, с пеной у рта доказывающие, что первая же волна монгольского нашествия стерла Хорезм с лица земли. Хорезм в 1224 — 1230 годах существует как полноправное государство и, естественно, все еще представляет собой серьезное препятствие на пути монголов на Запад.
Тут, вероятно, необходимо добавить следующее: набеги монголов на иранские города (в частности, Кирман и Исфахан), по сути, служат доказательством того, что они тихой сапой хотели прибрать к рукам исламские владения на Востоке, граничащие с Иерусалимом. Если бы не имелись в виду такие «великие цели», разве стал бы Чингиз — Чингиз, по семь раз отмеривающий каждый свой шаг! — в конечном итоге превращать цветущие государства Средней Азии в горы пепла и кладбища, вместо того, чтобы поставить их себе на службу и использовать для обогащения?
Масгут Гайнетдинов, (ж. Идель 90-х годов. Публикуется в сокращении). Перевела с татарского Фарида Ситдикова
Продолжение следует.
Крестовый поход с Востока. Продолжение
Раздел: История | Просмотры: 24901 | Комментарии: 118